Робинзонада Яшки Страмболя

Ряховский Борис Петрович

— Что случилось? — Я трясу отца за плечо.

— Готовь завтрак, воды мне вскипяти… бриться стану…

…Мы полдня слонялись друг за другом по дому. Странно, отцу некуда было спешить. Затем оделись. Он на четверть часа зашел в управление, я ждал его у ворот.

Забрели на базар, походили меж рядов, купили у узбеков два килограмма винограда. Оба виноград не любили, потому не съели и половины. Попали в кино на детский сеанс. В фойе — ни души. Отец пил пиво у стойки и смотрел в окно. Очевидно, самые потерянные люди те, которых «освободили», как говорит Деткин, от работы: человек лишний.

Вечером

отец рассеянно расхаживал по комнате и насвистывал «Журу». Я валялся на диване. Он затих, я поднял голову. Он вертел в пальцах подобранный мною в балке обломок плиты.

— Фосфоритная плита… Где взял?

— На Барса-Кельмес.

— Любопытно…

— Возьми меня с собой — покажу. Вам те балки не отыскать.

Отец как-то угас, бросил образец на подоконник.

— Без толку, Димка… Столько километров просмотрено! Фосгальки да желваков этих самых, — он щелчком отбросил гальку в форме витой ракушки, — сколько хочешь. Эта из выгреба? Бедные, видать, здесь фосфориты. Правда, по мысли Журавлева, на севере района должны оказаться мощные пласты. Да ведь не идти же за семь верст киселя хлебать, гнать маршруты из-за каждого камешка! Слезай с дивана, я поваляюсь.

Я сидел за столом с книгой и второй час читал двадцать четвертую страницу. Отец дремал: завтра ему возвращаться в партию.

Я решился, спросил, наконец, что произошло в партии. Деткин утром мне сказал: отец шел на поводу у своего старшего геолога, у Журавлева. Отец вел непредусмотренные управлением маршруты, искал фосфориты? Отец ответил сонно и нехотя:

— Фосфориты в нашем районе рассеянно залегают. Таково давнее представление. Журавлеву принадлежит теория залегания местных пластовых фосфоритов. На словах все было гладко. На деле — отвечает моя шея.

— Ты осуждаешь Журавлева? Он со сломанной рукой вернулся в партию. Если он так верит — значит он прав.

— Хватит болтать! Дай мне вздремнуть!

— Дерзать, конечно, надо. Вопрос — когда следует начинать, — сказал Николай. — Мой отец, может быть, огрубляет с прямотой пожившего человека, но в главном он прав: надо много знать, прежде чем заявлять о своем праве на поиски, и не рисковать попусту. Во всем нужна система, осторожность, уменье. Уменье приходит с возрастом. Всякий риск — отец прав — несет хлопоты, неудобства и бесполезную ответственность.

Тогда, ночью в степи, возле больного Яшки и злых Шпаковских, которым я кричал свои доводы в спину, я открыл понятие «ответственность» и был напуган. Позже-то понял, что в череде открытий это не самое горькое. Николай, как обычно, прав. Я старался слушать его внимательно. Я пришел к нему с разговором — много ли ныне людей из породы первооткрывателей, и каждому ли из них выпадет планида.

— Все понятно, — рассеянно прервал я Николая. — А Магеллан, Дежнев, Менделеев, конструкторы наших межпланетных кораблей?..

— Опять ты за свое! Сколько раз я клал тебя на лопатки! Времена Магеллана, Колумба, Дежнева — словом, землепроходцев— прошли. То была потребность времени.

Оставались на земле «белые пятна», и какие-то люди волей-неволей наталкивались на них. Колумб, например, открывая Америку, думал, что открывает Индию. Эдисон сделал простое открытие — нить накаливания. Через лет пять подобное открытие сделал бы какой-нибудь француз или англичанин, накопивший знаний не менее Эдисона и живший в год назревшего открытия. Был такой скульптор — Микеланджело. Тоже считается первооткрывателем. Этот итальянец не превзошел древних греков, которые жили две тысячи лет назад. Видишь, роль личных качеств ничтожно мала!

— Значит, нам сидеть и ждать времени, когда у младшего Шпаковского случайно получится самолет новой конструкции, а я нечаянно открою месторождение? А если мы не дождемся? И случайно не станем первооткрывателями?

— Станете ли? Тебя опередят! Все твои старания безрезультатны! Надежды лопнут, как пузыри. Вокруг миллионы — вдумайся, миллионы! — образованных людей. Например, твой отец… Волевой, опытный работник. Но ошибочно выбрал цель… Разве не так?

— Я не знаю…

Отец, бывалый геолог, самоуверенный человек, и тот сдается. Значит, Николай и его отец, Деткин-старший, правы — выше обстоятельств не прыгнешь! Всему свое время… Что сможешь ты, пацан, если сдает даже сильный человек — твой отец?.. Может, прав Деткин? Ему-то, главному геологу Жаманкайской комплексной экспедиции, можно верить!

Мама говорит, что не встречала до сих пор столь организованного и собранного парня, как Николай Деткин.

По утрам — 15 минут — Николай делает гимнастику. Затем завтракает. Жует он медленно: от плохо разжеванной пищи портится желудок. Затем читает или фотографирует — кур, забор, тетю Веру, Яшку…

Николая зачислили в 9-й класс «Б» нашей школы. Тете Вере сказали, будто 9-й «Б» считается самым хулиганским среди старших классов школы, и потому Николай не пытался сойтись поближе с кем-либо из однокашников.

После обеда Николай лежит с книжкой на диване или просматривает свои альбомы с марками. По настоянию Николая я завел такой же альбом. Яшке альбом подарила тетя Вера. Николай выделил нам по сотне марок, которые мы расклеили по темам. Николай выписал для Яшки марки из московских магазинов, и тут Яшкин альбом пропал. Яшка ходил за каждым по пятам и просил помочь отыскать его альбом. Неделей позже зоркая тетя Вера обнаружила альбом в яме уборной, куда хитрюга Яшка сунул его в минуту ненависти ко всякому системному коллекционированию. Я не вернул Николаю его марки из боязни обидеть его, и потому, по совету и с помощью Яшки, привязав к своему альбому кирпич, прочно утопил его в той же яме.

Свой велосипед с моторчиком Николай ежедневно по утрам протирает с помощью десятка разноцветных тряпочек. Мне, признаться, ездить на велосипеде с моторчиком кажется унизительным. Мой бывалый «конь» — с погнутой рамой, с «восьмеркой» на переднем и с «дыней» на заднем колесе — вечно валяется в самых неподходящих местах и мокнет под дождем. На этом ветеране мы катаемся вчетвером — на руль садится обычно младший Шпаковский.

Николай дивится долготерпению моего велосипеда и моей беззаботности.