Робинзоны из Бомбея
Шрифт:
Манохар мечтательно улыбнулся.
«Вырасту, непременно куплю туфли. Самую тяжелую работу буду делать, а куплю. Говорят, люди и в восемьдесят лет радуются жизни. Если так, то я еще успею на них полюбоваться. Мама говорит, что не всю жизнь я буду гнуть спину на хозяина. «Ты, говорит, еще глупый, ничего не понимаешь. Вот я и определила тебя в услужение, чтобы выучился какому-нибудь делу. Знаешь соседского Раму? Его мать им не нахвалится. А что ж, разве только Раму хороший сын?
Только Раму хорошо зарабатывает? Придет время, и
Манохар совсем размечтался, но вовремя вспомнил о хозяйке. Он снова с сомнением посмотрел на игрушки, взял их в руки.
«Какие мягкие! Как цветы. А это что за блестящие штучки на ремешках?»
Манохар осторожно потрогал непонятные штучки.
«У этой новой невестки хозяев все не как у других. И одевается не по-здешнему, и говорит не так, как мы».
И тут его осенило:
«Да ведь это же и есть туфли! Я же видел точно такие на ногах у молодой хозяйки! Красные и блестят».
Он слышал, как судачили про невестку деревенские женщины:
«Ну и модница! У самых знатных господ чалма, наверно, не стоит столько, сколько ее туфли! Да… Что и говорить: в городе жить лучше! У наших-то богачей и то в запасе башмаков не найдется. А у нее туфли как новенькие, будто не по земле ходит…»
Манохар вспомнил ярко-красные босоножки невестки хозяина. Ну точно как эти, только побольше. И ремешки такие же: золотые, гладкие-прегладкие.
Он повертел туфельки-игрушки в руках: снизу, правда, грязные, но ни подковок, ни гвоздей — подошва мягкая, из резины. Это его озадачило:
«Чудно! Посмотрю, как они будут у меня на ногах».
Манохар собирался было примерить необыкновенные туфли, но в комнату вошла молодая хозяйка. Манохар покрылся холодным потом.
Он живо представил себе, как старая хозяйка награждает его подзатыльником, а хозяин дерет за уши.
Молодая хозяйка заметила его страх и улыбнулась.
— Хотел примерить, да? — ласково спросила она. — Тебе они не годятся, Манохар. А чего ты так испугался? Наверно, не велели их трогать, да? Надо было позвать меня. — И, спустив дочку с рук, младшая невестка, погладила жесткие, как щетка, торчащие в разные стороны волосы Манохара. — Господи, какие у тебя жесткие волосы! Неужели мама не мажет их маслом? Ну пойдем, я смажу.
Она села и стала надевать туфли на нежные, белые, как лепестки лотоса, ножки девочки.
На глаза Манохара, застилая — взгляд, навернулись слезы, он поспешил смахнуть их с ресниц.
«Интересно, как надевают туфли?»
Но хозяйка уже обула дочку, и для потрясенного Манохара осталось загадкой, каким непостижимым образом туфли пристали к ногам.
«Ничего, они сейчас свалятся, — утешал себя Манохар. — Девочка шевельнет ножкой — и они упадут. Ее, конечно, станут обувать снова, и тогда-то я посмотрю, как это делается». Но девочка болтала ногами, потом
Ярко светила серебристая луна. Деревенскую улицу покрывал толстый, как ватное одеяло, слой пыли. Раскаленная днем, к вечеру она приятно холодила ноги. Молодая хозяйка с дочкой и Манохаром шли по дороге. Девочка шла, держась за руку Манохара, а он все оглядывался, смотрел на следы туфель — в пыли отпечатывались узоры.
Манохар уже проходил здесь сегодня днем. Идти было трудно: пыль обжигала, как кипящее на сковородке масло. Чтобы подошвам было не так горячо, он привязал к ним большие листья дерева палаш.
Задумавшись, Манохар отпустил руку девочки, и она упала. Манохар бросился ее поднимать, он хотел взять девочку на руки, но не смог: ведь он сам был немногим больше своей подопечной. Тогда Манохар стал стряхивать пыль с платьица. Девочка тоже принялась хлопать себя ручками, но пыль будто въелась и в платье, и в голые ноги, и в туфли.
Как бы не рассердилась молодая хозяйка! Манохар сел прямо в пыль, взял девочку на колени и стал вытирать ее концом дхоти. Пропитанные пылью туфли были уже не такими яркими, как ни трудился над ними Манохар, как ни вытирал их, как ни дул на них.
«И зачем нужно было обувать ее, когда на дороге полно пыли? — в тоске думал Манохар. — Ведь вечер уже, ноги ни капельки не жжет и не холодно — не зима».
Он снова почистил туфли, погладил, подул. Ему было очень жаль их, казалось, что туфлям больно. Манохар нагнулся посмотреть, не поцарапались ли подметки о камешки, но тут раздался голос молодой хозяйки.
— Что это ты делаешь? Брось! Вернемся домой — и почистишь. Туфли чистишь, а у самого вся одежда в грязи. И ребенка посадил себе на колени — тоже силач нашелся!
Манохар растерялся: он не знал, что ответить. Мать взяла девочку за руку, поставила прямо в пыль и сказала:
— Отряхнись-ка, Манохар. Пора возвращаться, мы уже долго гуляем…
Они вернулись домой. Всю дорогу Манохар плелся сзади, не смея приблизиться к госпоже.
Дома мать напоила девочку молоком и уложила спать. Одна ножка в пыльном башмачке свесилась с кровати.
Хозяйка протянула Манохару веер:
— Помаши немного, пусть она уснет, а я пойду поужинаю. — И, уже уходя, добавила: — Я буду спать у себя, а ты сними с нее туфли и ложись тут же, на полу.
Манохар был очень доволен, что все обошлось, но слова «сними туфли» привели его в замешательство. Как же их снять-то? При серебристом свете луны он долго смотрел на девочку, на белое чистое покрывало на постели, на туфли. Потом сел, прислонившись к кровати, и протянул руку к туфлям. Подержал блестящие пряжки, осторожно потянул за тонкие ремешки, но разуть девочку не удалось.
Иногда кто-нибудь из домашних заходил в комнату, и тогда он оставлял туфли и начинал усердно махать веером.