Роботы божьи
Шрифт:
– Нейтрализуете? Что это значит?
Старик зловеще улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы.
– Уничтожаем. Представляем все как несчастный случай: аварию, падение из окна, утопление в канале, отравление биопастой. Иногда приходится применять оружие, даже при свидетелях. Их мы тоже убираем.
Домбровская залпом выпила вторую рюмку, с громким стуком поставила ее на стол и с нескрываемым ужасом уставилась на старика.
– Послушайте, разве нельзя просто стереть им память? Мы живем в двадцать втором веке!
– Стирание памяти возможно лишь в фантастических романах.
–
Академик покачал головой.
– Мы пробовали. Максимум, что можно безопасно удалить, - последние два часа. Попытка стереть большее чревата повреждениями мозга. Теряются куски памяти размером в годы. Нарушается структура личности, причем необратимо. Гуманнее убить, уж поверьте.
Президент потрясенно молчала. Старик сделал едва заметный знак стоящему подле нее андроиду, и тот снова налил ей водки. Домбровская смотрела на рюмку в тяжелой задумчивости.
– Значит, вы убиваете людей...
– прошептала она.
Добродеев виновато развел руками. Она спросила, избегая смотреть на него:
– Это трудно - убивать невиновных ради государственной необходимости?
Академик пожал плечами.
– Я вижу людей как совокупности цветных многоугольников. Разрушить набор многоугольников легко.
Домбровская отпила из рюмки и снова спросила:
– Вам нравится... делать то, что вы делаете? Убивать людей?
– Это часть работы. Хотя...
– академик на миг задумался, - не скрою, в уничтожении человека есть своего рода... эстетическая притягательность. Такая, знаете, красота простых решений. Бах!- и многоугольники рассыпались по плоскости... Проблема решена.
– Вы и меня так видите, набором многоугольников?
– И вас.
Президент нервно вздрогнула и выпила рюмку до дна. Стоящий рядом андроид вновь наполнил ее.
– Могу я спросить, что у вас с глазами?
– У меня их нет.
– Я имею в виду, что случилось?
– Я родился таким. Врожденное уродство, результат генетического сбоя. Это было сто пятьдесят лет назад, - сказал Добродеев и, заметив испуганный взгляд президента, пояснил: - Нет, я не живу так долго. Меня заморозили до Потопа. Мне было двенадцать, когда отец, которого я никогда не видел, решил отправить меня в будущее, как он это называл. Он верил, что в будущем наука найдет способ вылечить мой недуг. Вы знаете, как происходит заморозка?
– Не очень.
– Правильнее назвать процесс бальзамированием. Сначала вы пьете специально структурированную воду и питаетесь едой, приготовленной на этой воде. Это длится больше года, поэтому процедура стоит так дорого. Последний месяц вы голодаете: никакой еды, только вода и препараты. Потом приходите в центр замораживания, где вас погружают в ванную, наполненную горячим гелем-консервантом. Он горько-соленый, вот почему отморозкам часто снится, что они тонут в океане. Я до сих пор помню его мерзкий вкус. Вам интересно, что происходит дальше?
Домбровская напряженно кивнула.
– Вас топят в этой ванне живьем.
– Какой ужас!
Старик пожал плечами.
– Издержки технологии. Гель должен заполнить желудок
Президент вздрогнула.
– Я пролежал Потоп и последующий хаос в криогробу. Семьдесят лет назад меня разморозили. К этому времени моей семьи не стало. Родители и брат умерли, их потомков разметало по миру Потопом. Учет семей размороженных никем не велся. Я оказался в новом мире один.
– Наука придумала, как решить вашу проблему?
Добродеев скептически хмыкнул.
– Как сказать. Глаза выращивать научились, но они пока не приживаются должным образом.
– Как же вы видите?
– Через чип. Распыленные повсюду гулловские видеосенсоры снимают окружающую обстановку, картинка идет в Гулл, а оттуда поступает мне в голову.
– Но здесь нет сенсоров! Все помещения канцелярии чистят от них!
– Есть немного. Достаточно нескольких икринок, как гулловцы их называют. Чем их больше, тем отчетливей я вижу. Не знаю, правда, насколько изображения в моем мозгу соответствуют реальности. Я никогда не видел мир непосредственно.
– Ужасно, - прошептала Домбровская.
– Мне жаль вас.
– Не стоит, - улыбнулся старик.
– Человек привыкает ко всему.
– Но откуда у вас чип, вы же...
– начала она и запнулась.
– Отморозок?
– договорил за нее академик.
– Не смущайтесь, я давно не обижаюсь на это слово. Да, я отморозок, но у меня стоит чип. Это любопытная история. Вам действительно интересно?
Она кивнула.
– Как вы теперь знаете, размороженные люди в некотором отношении сильно отличаются от прочих. Достоверно установлено, что мозговая активность при криозамораживании угасает не полностью. Все эти годы отморозки видели сны. В них они поневоле прикоснулись к высшей реальности. Они столкнулись с Хозяевами. Я тоже видел их.
Домбровская молча слушала. В ее округлившихся глазах смешались страх и любопытство.
– Память об этом сохранилась не у всех. Большинство запомнило спутанные видения про диковинных высших существ. Но некоторые, к числу которых принадлежал ваш покорный слуга, сохранили весьма отчетливые воспоминания. Нас изолировали от остальных с целью изучения. Нами занимались ученые из академии наук. Я был двенадцатилетним ребенком и не понимал, кто эти люди на самом деле и что им от меня нужно.
– Они действительно выглядят как покрытые пухом шары на ножках?
– Вы же видели рисунки в папке. Некоторые из них рисовал я. Выдававшие себя за врачей сотрудники РАН сочли мой случай перспективным. Они ставили надо мной опыты, - довольно жестокие, как я теперь понимаю. Меня вводили в состояние клинической смерти. Стояла задача добраться как можно дальше, чтобы понять их организацию, мотивы, слабые места... Не вышло - у них ничего этого нет.
Домбровская дрожащей рукой поднесла рюмку ко рту и выпила. Андроид хотел вновь налить, но Добродеев неодобрительно покачал головой и тот спрятал бутылку.