Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37
Шрифт:
– Что-то ты очень грустно об этом всём говоришь…
– Сёма, но мы же все – разные! И нуждаемся – в разном! И любим мы по-разному. И болеем. Вон, у Семёнова покойного гематурии не было.
– Да, это так романтично! Мы с тобой в Питере, о чём бы нам с тобой поговорить, как не о клинике течения рака у покойного!
– Это ничуть не менее романтично, чем гостиничные простыни, тапки и халаты.
– Уверен, с Матвеем тебе на всё это было наплевать. С Матвеем ты могла совокупляться и в чужом вшивом спальнике, – чуть зло сказал Семён Ильич и налил себе куда щедрее, чем следовало бы.
– С Матвеем – да, – совершенно спокойно ответила Мальцева, равнодушно выдыхая дым в вечно затянутое питерское небо. – Разница между Матвеем и всеми остальными в том, что Матвей понимал – никакой
– И что эта глубокомысленная сентенция должна значить?!
– Ничего, Семён Ильич. Ровным счётом ничего, как и любая мало-мальски уважающая себя глубокомысленная сентенция, – улыбнулась Мальцева. – Но с тем, кого не любишь, совокупляться на чистом белье всё-таки приятней. Тебе ли не знать.
Кадр тридцать первый
«ЦА»
Мальцева запарковалась на своём законном месте, под окнами обсервационного буфета первого этажа. Конференция закончилась, а вместе с ней и иллюзия отдыха. Всё равно мобильный разрывался. Но теперь она могла его ненадолго отключить. И она, и даже Панин. Всё-таки Родин был не только высококлассным специалистом, но и очень ответственным и надёжным человеком, не в пример своему предшественнику.
– Здравствуйте, Татьяна Георгиевна! – подскочила с места молоденькая акушерочка приёмного. – Вот, к вам оформляем! – кивнула она на симпатичную девицу, сидящую напротив неё на краешке стула.
– У меня только схватки начались. Вы меня не помните?
Дальше обыкновенно следовало: «Я у вас лежала/рожала!» Но ничего подобного не последовало. Возможно, Мальцеву привлекали для консультации. Она внимательнее вгляделась в лицо девушки. Симпатичная, даже красивая, мордашка. Знакомая. Но с какого-то момента все типы симпатичных, даже красивых, равно как и несимпатичных и откровенно некрасивых «мордашек» становятся любому акушеру-гинекологу на одно… место.
– Я редактор той передачи, где вы снимались!
– Ах, да, да…
За последний год Мальцева только и делала, что «снималась» в передачах. Раз десять, никак не меньше. И ещё больше – отказывалась в них сниматься. Но Панин орал про узнаваемость роддома, про то, что все эти пляски – роддому на пользу. Происходило это обыкновенно так: поступал звонок с неизвестного номера.
– Да?
– Здравствуйте, Татьянгеоргна! Вас беспокоит редактор передачи «Шурумбурум», которая выходи на канале Бурум-Шурум. Мы хотели бы пригласить вас в качестве гостя/эксперта/гостя «в стул»/прокомментировать ситуацию с умершей в городе Гнилозубово девочкой…
Первый редактор, позвонивший с подобного рода просьбой, был послан по вполне конкретному адресу. После чего Мальцеву вызвал к себе Панин и ныл, что у него люди попросили прислать специалиста, а он этим людям не может отказать… Почему он не отказывал людям на задницу Мальцевой, а не на свою собственную – не понятно. В итоге Татьяна Георгиевна на какое-то из телешоу покатилась.
В арендованном Мосфильмом сарае она тогда просидела несколько часов, хотя подъехала к точно назначенному сроку. В неё сперва вцепились две разухабистые тётки и, вымазав ей лицо замазкой, начернив веки и ресницы, а губы унавозив ярко-алой помадой, схватились за плойку и сделали из её гладких опрятных волос кубло куделек, по которым ещё потом прошлись начёсом и забрызгали это всё лаком. В результате Мальцева стала похожа на ярчайшую представительницу отряда «мохеровых беретов» – гримёры способны испортить любую красоту. Первый раз она всё это безропотно снесла, потому как полагала, что доверять профессионалам – это норма. И, вероятно, гримёры знают что-то такое, чего ты сам о себе не знаешь, и им стоит верить больше, чем зеркалу.
– Ну вот, теперь красавица! – безапелляционно рявкнула главная из разухабистых тёток.
Мальцевой ничего не оставалось, как покорно согласиться. Всё равно при помощи всего лишь расчёски привести кубло в порядок не представлялось возможным. Тут или бритва, или обильное мытьё головы со всеми возможными масками, увлажнителями, кондиционерами – иначе то, что останется, не расчесать.
Такой «красавицей» Татьяна Георгиевна
– Ах, как я люблю Наташу! Она такая!.. – закатила глаза главная гримёрша, когда психолог вытащилась из кресла, где просидела минут сорок, в результате чего стала похожа на клумбу. – Нет-нет-нет, Наташенька! Не обувайте сейчас эти туфельки! Пол в студии очень скользкий, вы просто нае… упадёте просто! Вы в креслице сядьте как есть, а редактор вам туфельки поднесёт!
– Кто такие креаклы? – спросила Татьяна Георгиевна у гримёрши.
– Представители креативного класса! – сказал та. – Ну, журналисты, рекламщики, писатели и прочие не пришей к этому самому рукав! – пояснила она следом. – Те, которые руками ничего не умеют, а только пиздеть горазды.
Через несколько часов съёмка, наконец, началась. В холодном убогом помещении. Звукорежиссёр ледяными руками пролез Мальцевой за пазуху и, нисколько не смутившись от того, что задел её грудь, прицепил микрофон на воротник. Что-то там проорал невидимый режиссёр, выскочила злая, как ведьма, страшноватенькая коротконогенькая ведущая в безумного цвета ботах и нелепой юбке, и дураковатое шоу началось. Мальцева что-то там комментировала, много говорила и спорила с людьми, бывшими не очень, как ей показалось, в теме передачи, но от неё в записи остались только две фразы, вырванные из контекста и купированные.
– Боже, какой ужас! – шептала она, просматривая передачу у Панина в кабинете. – Кстати, юрист там был настоящий. А все вот эти тётки – подсадные. Ведущая – вообще полная дура, к тому же ещё с православным уклоном.
– Я у неё роды принимал, – коротко кинул начмед.
– Вот ты бы и шёл на это мудацкое шоу! – рявкнула в ответ Мальцева.
– А ты чего кудри накрутила, как буфетчица артиллерийского училища?
– Всё! Больше никогда! – вызверилась она на Сёму и направилась к двери.