Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Соломатина Татьяна Юрьевна

Десять лет назад хорошенькая тощенькая голенастая девочка Лариса приехала в Москву из далёкой провинции. Покорять. Оказалось, что предложение хорошеньких тощеньких голенастых покорительниц Москвы значительно превышает спрос на этих самых покорительниц. Потыкавшись туда-сюда, помыкавшись вскладчину с такими же, как она, по съёмным квартирам, Лариса поняла, что ни кино-, ни телезвездой стать не светит. И модели тут никому не упали. Устроилась она продавщицей в крупный сетевой спортивный магазин. И, не отходя от кассы, внезапно очаровала милого дяденьку. Не олигарх. Но и не голодранец. Не женат, что уже слава богу. Стали вместе жить – у него приличная трёхкомнатная квартира в близком зелёном пригороде. Вскоре и поженились. Она в какой-то институтишко заштатный, из профессионально-технического училища переделанный, поступила. Чтобы у бизнесмена, значит, жена образованная была. Перед пацанами не стыдно. Девчонка и правда симпатичная. Пусть ещё и с дипломом будет. Вскоре она забеременела. Все были довольны. Не на седьмом небе от счастья – достаточно молодые оба ещё. Но ровно и красиво по-семейному довольны. И тут в десять недель у

неё кровотечение. Госпитализируют её сюда, к нам. В обсервацию. В таком сроке положено в гинекологию госпитализировать, но гинекология была закрыта на ремонт, а бабу с кровотечением обязаны госпитализировать, отказывать нельзя. Вот и положили её в родильный дом. Она ещё даже на учёт не становилась. Необследованная. На УЗИ – лакуны с кровью. Отслаивается плодное яйцо. Нарушение трофики в таковом возрасте эмбриона – не есть гуд. Иногда это бывает. Чаще всего самопроизвольное прерывание беременности в раннем сроке – это эволюционный механизм. Матушка-природа опомнилась, что забыла выкинуть мусор. Генетический. Если бы женщины знали, сколько их уже состоявшихся зачатий резорбируется!.. А уж если бы об этом знали пролайферы! Но тут же узкий круг, Общество анонимных врачей. Что здесь происходит и произносится – здесь же и остаётся…

Мальцева предложила прервать. Точнее – довершить начатое. Достаточно мягко объяснила, что да как. Ну не слился эмбрион в первые несколько дней незаметно для вас. Но если в десять недель такая ерунда – лучше почистить. Девчушка – в крик. У них с мужем на почве её гормональной перестройки какие-то тёрки начались. А может, и раньше начались. Кто их знает? Это в рассказах все красиво и ровно по-семейному счастливы. А как там на самом деле? Или она обчиталась какой сладкой псевдодуховной ерунды? Стала настаивать на сохранении беременности. Убежала из родильного дома. Мальцева с мужем её созванивалась. Объясняла ситуацию. В том смысле, чтобы если что – дома не отсиживались. Пришли бы. Остатки плодного яйца в матке – более чем серьёзно. Все были уверены, что скинет.

Но она долежала всю беременность в постельке. Родила в тридцать три недели. Мальцевой с началом схваток Ларисин муж позвонил. Больше знакомых акушеров-гинекологов не было. Жена его даже в консультацию не ходила. Только в кровати лежала, мантры слушала да в благовониях курилась. Ну и по Интернету бродила. Начиталась по самое не балуй. Убедила себя, что всё будет хорошо и просто прекрасно. Главное – отсидеться. То есть отлежаться. И чтобы никаких врачей. Но когда рожать начала, да ещё и раньше срока – испугалась. Муж и позвонил Мальцевой. А та же – дура святая, ещё один сраный гуманист. Везите, – говорит.

Привёз. Родили. Мальчик. Недоношенный, но и не таких выхаживали. Это уже норма практически. Выходили. Домой выписали. Под наблюдение участкового педиатра. Перекрестились.

Года три не видели, не слышали. Забыли уже. И вот этот муж как-то ко мне приходит. Зачем ко мне? Чего ко мне? Я вообще неонатолог! Нет, вы выхаживали. Вам и доверяю. Тем более, никого больше нет. Жена в поликлинику не ходила. Прилипла к ребёнку. Сама его растит по каким-то там системам. Не знаю. Я работаю всё время. Она институт бросила, чтобы ребёнком заниматься. Так чего пришли? Отвечает: ребёнок какой-то странный. Не говорит. Раскачивается. Кусается. Дерётся. Счастлив, только когда его оставляют в покое. Может целый день в углу просидеть, играясь одной-единственной игрушкой. То бука, то припадочный. Может съесть кусок сушёной собачьей какашки, извини, Настя. Мама его во двор чуть не насильно тащит. Возвращаются – он в крови, она – в слезах. Родители других детей просят его к своим не пускать. Ну, Анастасия Евгеньевна, тут уже даже кретин диагноз поставит…

– Аутизм? – несмело предположила Настя.

– Бинго! – воскликнул Ельский.

– Знаете ли вы, Анастасия Евгеньевна, – своим привычным игровым менторским тоном начал Святогорский, – что аутизм, причём ранний, детский, впервые был ухвачен и описан американским детским психиатром Лео Каннером. Ну как американским… Родился наш Лео, а точнее – Лев, на самом закате девятнадцатого века. Это тот, который ещё тысячу восемьсот, – пояснение для юношества.

– Хоть я и ела в детстве сухие собачьи какашки… собачью какашку… один раз! – подхихикнула Настя, – но не такая уж я и тупая. Я в курсе, что девятнадцатый век – это тот, который тысячу восемьсот. Я же вам не аутист!

– О, у аутистов с цифрами всё в порядке, дорогая Настенька. Они не слабоумные в клиническом смысле слова. Не все они слабоумные. Иные из них способны моментально перемножать в уме шестизначные цифры. Но не стоит питать иллюзий. Ни один аутист не станет математиком. Эта «способность» – всего лишь следствие избытка нейронов, что, в свою очередь, ведёт к ненужно-огромному количеству локальных связей в некоторых ключевых участках мозга. И «талант» к подобным фокусам вовсе не означает, что аутист сообразителен хотя бы настолько, чтобы отличать экскременты от эклеров. Способность поглощать и приумножать факты ещё не есть способность анализировать полученные сведения и тем более возможность проанализированное применять на практике!

Вся компания уже давно прислушивалась к разговору, а старого реаниматолога хлебом не корми – была бы благодарная публика.

– Я надеюсь, никому из сидящих за этим столом не нужно дополнительно разжёвывать фразу: «избыток нейронов, ведущий к ненужно-огромному количеству локальных связей в некоторых участках мозга»? – Аркадий Петрович взглядом придирчивого экзаменатора оглядел друзей. – Да-а! – всплеснул он руками. – Смотрю, вы научились только ножи точить, рванину штопать и узлы вязать, ремесленники чёртовы.

– Нет, ну я примерно понимаю, у нас же была физиология нервной системы…

– Тсс! – зашипела Марго на Разову.

– Спасибо! – поклонился Святогорский старшей обсервации. – Мы прощаем по малолетству нашей боевой подруге незнание риторических приёмов. – Он немного помолчал, как бы сосредоточиваясь. – Итак, представьте себе, друзья, прекрасный особняк! Внешне

он ничем не отличается от других прекрасных особняков в этом уютном и безопасном коттеджном посёлке. Плюс-минус цвет. Плюс-минус размер. Но это совершенно нормальный особняк. Снаружи!.. – Аркадий Петрович выдержал мхатовскую паузу. – Но вот вы входите в ворота. И вас, возможно, даже не удивит то обстоятельство, что въездные ворота не распахиваются и не отъезжают вбок. А, к примеру, уезжают вверх. Как гаражные. Мало ли? Лёгкий архитектурный эксцентризм. Совершенно ненужный. Каприз проектировщика или лёгкая оригинальность заказчика. Или вообще за этими воротами – таки гараж. Но – нет! За гаражными воротами – дорожка. Или въезд. Только не из брусчатки. И не из камня. А выложенный лоскутками. Под ними нет подложки из щебня и песка. Лоскутки никак не фиксированы на неровной поверхности плиты из пенопласта. И по этой противно скрипящей основе бесконечно ползает на карачках отряд прислуги, укладывающий сдуваемые ветром лоскутки на положенные им места. Потому что у хаотично, как вам кажется, уложенных обрывков разноцветно-разнофактурной ткани есть определённый, хотя и совершенно непонятный для вас порядок. Ваш проход по этой дорожке вызывает ярость отряда прислуги. Мало им ветра, так ещё и вы со своими ножищами в грубых ботинках, оставляющих на лоскутьях грязный протекторный след, или ножками в шпильках, проделывающих дыры в и без того ветхих тряпицах… Уф, слава богу, добрались до газона! Да, газон есть. Но он фиолетовый. И это – не трава. А, скажем, наточенная бобрами древесная стружка, раскрашенная – каждая по отдельности! – фломастером. И уложенная, разумеется, в совершенно определённом порядке. Которого вам никогда не постичь. Вместо ступенек – футбольные мячи. Парадная входная дверь – в крыше. Окна есть. Но они странные. Хотя издалека вам казалось, что это обыкновенные прозрачные окна. Нет! Это зеркала. Амальгамой наружу. Вы можете видеть своё отражение, но не можете подсмотреть, что творится в доме. Но, о’кей! – вы забрались внутрь. По мячам и через крышу – но забрались. Проникли! И даже умудрились ноги не поломать. И что вы видите? Полное несоответствие вашему представлению о нормальном жилом помещении. В гардеробной – унитаз. Но в него не гадят, как это и положено. В нём варят картошку. Срут, напротив, в кастрюлю. Но не на кухне! И даже не в столовой. А в бильярдной. Библиотека хранится в бочках, а на полках расставлены солёные грузди, которые хозяин особняка бесконечно переставляет, придумывая бесчисленные приспособления для их устойчивого хранения. Потому что солёные грузди по природе своей не полкоустойчивы! А в это время в чайнике закипают бильярдные шары, и хозяин и напоил бы вас чаем, но у него закончились прищепки. И потому он бежит в хранилище для шуб за зубочистками. Одномоментно истерируя и про тряпочки на въезде, и про солёные грузди, оставленные без его внимания и потому скользящие во всём безобразии хаоса, и про футбольные мячи, и про выкипающие бильярдные шары. Он бы и проткнул вас кием в припадке ярости, но на кие его домашние любимцы-окурки исполняют Лунную сонату, написанную на санскрите ацтекским утюгом. В ванне пророс овёс – и колоски ещё не посчитаны! Во всём доме страшная темень, с потолков свисают потухшие сальные свечи, и только в маленькой кладовке, где хозяин привычно скрывается от любых посторонних вторжений, висит тысячеваттная дохлая мышь. «Сколько будет три миллиона семьдесят пять умножить на семь миллионов триста девяносто восемь?!» – спрашивает у неё дух особняка. «Двести десять миллиардов сто семьдесят один миллион девятьсот двадцать девять тысяч восемьсот пятьдесят!» – вспыхивает безжизненным, ослепляющим и выжигающим всё вокруг светом дохлый грызун.

– Бред какой-то… – скептически скривилась Маргоша, с сомнением оглядев старого друга.

– Вот! Да!.. Но – нет! Это бред для тебя. Для меня. Для нас. Но не бред для хозяина особняка. То, что я описал, – нормальный мир аутиста. Один из нормальных миров аутистов. Потому что у каждого аутиста – исключительно свой мир, проистекающий из исключительно индивидуальных нарушений в его исключительно индивидуальной «проводке». И этот исключительно ненормальный для нас мир для него в такой же степени нормален, как для среднестатистического обыкновенного психически здорового человека – раздвижные ворота, въезд, выложенный брусчаткой, зелёный газон, обыкновенная лестница, дверь на положенном месте, прозрачные окна, вода в чайнике, унитаз в сортире, книги на полках, и даже гостей, сто раз не званных, обыкновенный человек вполне способен напоить чаем, а солёные грузди подать к водке.

– А маленькая кладовка с яркой дохлой мышью – это и есть избыток нейронов, ведущий к ненужно-огромному количеству локальных связей в некоторых участках мозга?

– Бинго! – снова изрёк Ельский. – И моментальный пересчёт шестизначных чисел в уме не является для аутиста стигмой гениальности. Это именно что ярко вспыхивающий в отдельном узле разобщённой коммуникации свет, не имеющий никакого практического значения. Вот наш Аркадий Петрович – гениален. Я пересчитал. – Ельский продемонстрировал экран айфона с калькуляцией случайных миллионов. – Он не ошибся. Но господин Святогорский, кроме прочего, способен суммировать, сколько стоит пакет молока, килограмм сосисок и лаваш. Аутист же сойдёт с ума – сойдёт со своего ненормально-газонного ума, – если поставить перед ним такую задачу. Аутист может сказать, каким днём недели будет тридцатое декабря две тысячи семьсот двадцать пятого года по принятому нынче календарю, но не способен понять, что такое «в будущую среду». Аутизм – тяжёлое заболевание, возникающее вследствие нарушения развития головного мозга. В случае мальчика Алексея, рождённого нашей не покорной докторам Ларисой, – это нарушение случилось в связи с выраженным недостатком трофики на ранних этапах развития мозгового пузыря и дифференцировки её в трубки, полости и далее по положенным этапам. Природа жестка, холодна и рациональна, но не злонамеренна. Ей пришлось пойти навстречу маниакальному желанию мамаши сохранить внутри себя жизнь – и лепить из того, что было. И она постаралась сделать это наиболее приемлемым способом при таких исходных условиях. Это лишь одна из известных причин аутизма.