Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47
Шрифт:
— Да нет. Кому привечать-то? Я один живу.
— Что ж так?
— А я не тороплюсь. Хотите кофе, Татьяна Георгиевна? Только не отказывайтесь, ради бога, а то я уже сварил! — Он толкнул дверь плечом. В руках у него были две чашки, из которых исходил соблазнительный кофейный пар.
— Чем же вы в дверь-то стучали, Александр Вячеславович?
— Я стучал в дверь… э-э-э… лбом. Да, пусть будет лбом!
— Садитесь, Александр Вячеславович. Я выпью ваш кофе. Раз уж вы так расстарались. Кстати,
— Действительно. Терпеть не могу растворимый!
— И где вы его варили?
— В буфете.
— И Галина Ивановна пустила вас варить кофе в свой буфет?! — ахнула Татьяна Георгиевна. Ей сразу представилась грозная баба Гала, которая была грозной бабой Галой и тогда, когда Татьяна Георгиевна сама была интерном. Чтобы она вот так вот, за здорово живёшь, без году неделя юнца пустила в свой буфет?
— Я ей помог ужин развезти по палатам. Поболтали о том о сём…
— Поболтали?! — ещё больше удивилась заведующая. Баба Гала была дама не слишком разговорчивая.
— Ну да… — Наглец, устроившись на стуле со всеми удобствами, а вовсе не на краешке, как обычно тут сидели не только интерны, но и ординаторы, с удовольствием прихлебнул кофе. — О жизни, о любви…
— Ну что ж, похвально. Александр Вячеславович, раз уж вы здесь так неожиданно, с горячим кофе, сваренным в буфете, давайте сразу расставим все точки над i… — Зазвонил внутренний телефон. Татьяна Георгиевна взяла трубку: — Да?
— Тань, зайдёшь ко мне? — заканючил Семён Ильич. — Я так соскучился по тебе. Я не выдержу.
— Я занята! — нейтрально-строго ответила она.
— У тебя что, кто-то есть, да? Баба какая-нибудь ноет? Гони её! Ну, зайди ко мне, ну пожалуйста!
Господи, как же ей хотелось сказать Сёме что-нибудь вроде: «Подрочи, и всё пройдёт!» или «Иди домой и обслужи свою верную супругу, в конце-то концов!» Или про то, что трахаться в кабинете начмеда несолидно, несмотря на распрекрасную мягкую мебель. В клизменную её бы ещё пригласил за сексуальными приключениями! Умный же мужик, а как приспичит — дебил дебилом. Она ему что, резиновая кукла? Соскучился он, блин!
— Ваша проблема подождёт!
— Не подождёт! Не подождёт! Я специально тут караулил, когда все расползутся.
— Очень романтично! — вырвалось у Татьяны Георгиевны. Она мельком глянула на интерна. Тот делал вид, что ему очень интересно разглядывать стоящий напротив холодильник. Попросить, чтобы вышел? Раньше надо было. Теперь после её «очень романтично!» это совсем… Все дебилы, что старый, что молодой. Все мужики — дебилы. Надо соглашаться на Волкова. Он наверняка тоже дебил. Зато — дебил со стороны.
— Я тебя хочу! — завыл Сёма каким-то оленьим голосом. Татьяна Георгиевна не хотела смеяться, но, видит бог, это было так смешно, что
— Запишитесь на завтра!!! — взвизгнула она в трубку, давясь смехом. — Может быть, я смогу вам помочь!
— Ты что, ржёшь, скотина? — притворно надулся Сёма. — Танька, ты пизда с ушами! Тебе что, жалко?
— Да!
— Ладно… Но ты будешь гореть в аду за то, что мучаешь меня всю жизнь. — Кажется, Семён Ильич на сегодня смирился. — У тебя что, этот молодой бог в кабинете сидит? Мне всё доложили! Так что пиши на завтра заявку на кесарево, на пятом этаже, и присылай этого кадра ко мне с бумажкой на подпись.
— Какого чёрта ты не берёшь в ассистенты патологию или физиологию, если это пятый этаж? — возмутилась она, уже не обращая никакого внимания на интерна.
— Потому что я тебя хочу! — снова заныл Сёма. Но быстро прекратил и стал деловитым. — Пиши: Евсеева Ангелина Дмитриевна, сорок два года, беременность четвёртая, тридцать девять — сорок недель. ЭКО. Тройня. Мумификация одного из плодов. Теперь понимаешь, почему тебя беру?
— Анатолий Витальевич отлично бы справился! — буркнула она в телефон.
— А я хочу тебя. Таня, я тебя прошу, не трахайся с малолеткой! Умоляю тебя, не надо! — не совсем искренне заёрничал Сёма.
— Всё зависит от клинической ситуации! — ответила она, еле сдерживая снова подступающий к диафрагме хохот.
— Ладно… Шли бронеподростка с бумажкой. Я через полчаса уезжаю домой!.. Точно не зайдёшь?
Последнего Татьяна Георгиевна уже не услышала, потому что положила трубку.
— Начмед, — пояснила она отвлекшемуся от пристального изучения холодильника интерну.
— Я понял.
— Раз вы такой понятливый, Александр Вячеславович, я хочу…
— Расставить точки над i! — услужливо напомнил паршивец, сверкая потрясающими глазами.
— Да! — сказала Татьяна Георгиевна. И вместо расставления пресловутых точек над не менее пресловутым i протянула интерну бланк заявки на операцию. — Пишите! — Она продиктовала необходимое, включая хирурга и ассис-тентов.
— Ух ты, круто! Мумифицированный плод! Спасибо, что берёте! — опять по-щенячьи восхитился этот уже взрослый, в сущности, мужчина.
— Не думаю, что сама Евсеева считает, что это круто. Так что вы, Александр Вячеславович, воздержитесь от восторженных комментариев в операционной. Тем более что у нас, в отличие от ургентной главного корпуса, оперируют в основном под спинномозговой или эпидуральной, а не интубируют. Договорились?
— Татьяна Георгиевна, вы меня совсем дебилом считаете?
— Я всех мужчин, Александр Вячеславович, считаю дебилами.
— Да вы сексистка! — интерн состроил возмущённо-шутливую мину.