Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47
Шрифт:
— Что-то вы, господин паж, много себе позволяете! — вдруг взвился начмед, зайдя в операционную с воздетыми намытыми руками.
Интерн уже обложил операционное поле. Не сам, разумеется, а с операционной сестрой.
— Вы чего, Семён Ильич?! — удивилась давным-давно проверенная сестра, работающая по давным-давно же отработанному алгоритму.
— Переложиться! — коротко и грозно кинул начмед.
Ему подали халат и перчатки. После чего он «переложился». То есть раскурочил простыни и тут же вернул их на место, как
— Ангелина, вы как?
— Всё хорошо! — мужественно сказала дама отягощённого акушерско-гинекологического анамнеза. Что в переводе значит — «тяжёлой женской судьбы».
— Вы не смотрите, что доктора у нас такие хмурые. Это они с похмелья. Сейчас скальпели в руки возьмут — и дрожь уймётся! И настроение улучшится. Рефлекс!
— Всё бы вам шутить, Аркадий Петрович! — нервно хохотнула Евсеева.
— Аркадий Петрович у нас тот ещё клоун! — мрачно констатировал начмед и пощипал Евсееву зажимом за кожу надлобковой области.
— Обижаете, Семён Ильич! — пожал плечами анестезиолог. — Работаем.
Операция была не из лёгких. Но и не из сложных, как можно было ожидать, тьфу-тьфу-тьфу! После рождения здоровых плодов извлекли мумифицированный. Эх, иногда в интубации есть свои плюсы — можно пофуфукать на всю операционную. А когда женщина в сознании… И спать не желает… Хорошо, что Святогорский на своём месте. Семён Ильич сегодня не был настроен беседы беседовать. Татьяна Георгиевна разговоры в операционной не любила. А у интерна помалкивать — благоразумия хватало.
После ушивания матки начмед брякнул:
— Оставляю вас, Татьяна Георгиевна, с вашим пажом. Рукастый мальчик, мешать вам не будет.
Татьяна Георгиевна молча перешла на место хирурга. Семён Ильич с таким треском сорвал перчатки, что, казалось, руки хотел себе оторвать.
— Брюшную полость промыть, оставить дренаж. Антибиотикотерапию расписать. Лаборантку в операционную вызвать. Если что — кровь прокапать. А сейчас — плазму.
— Уже стоит, — отрапортовал Аркадий Петрович.
Татьяна Георгиевна от комментариев типа «сами знаем» воздержалась. Тут все всё давным-давно сами знают. А также знают, что Семён Ильич — начмед. И отчего-то сильно не в духе. Хотя кесарево сечение прошло просто-таки, ещё раз тьфу-тьфу-тьфу, прекрасно. Семён Ильич не только оперировал каждый раз, как образцово-показательный атлас по топографической анатомии и оперативной хирургии писал, у него ещё было исключительное хирургическое чутьё и исключительная же хирургическая удача. Талантлив, короче, Сёма. Талантлив, умён, красив и обаятелен — из песни слов не выкинешь.
— Аркаша, в ПИТ положишь на сутки, понаблюдать, ладно? — голосом уже немного похожим на человеческий сказал Семён Ильич.
— Хорошо, Сём.
Они давно работали вместе. И Аркадий Петрович прекрасно понимал, отчего Семён Ильич бесится. Лось в гоне тоже бесится. Танька, паскуда, не дала. Давно пора. Сделал
Евсеева держалась очень хорошо. Ни тебе слёз, ни тебе лишних вопросов. Немудрено — с таким-то анамнезом жизни. И тоже вот — всё сплошь истории любви.
— А кто он был?.. Третий, — всё-таки спросила она.
— Ангелина Дмитриевна, у вас мальчик и девочка. Здоровые и красивые. Как вы хотели.
— Да… Хотела. Они меня будут любить безоговорочно. А я — их. Я подумала, что если рожу их в День святого Валентина и назову Валентином и Валентиной, то им повезёт… В любви… — она расплакалась.
— Ну вот! — шутливо-грозно погрозил ей пальцем анестезиолог. — У нас каждая капля жидкости на счету, а она рыдает. Сейчас давление ка-ак упадёт! Из-за гиповолемического шока! Ну ладно, кровопотеря! Положено… А тут ещё и слёзы… Немедленно прекратить рыдать, если не желаете анурии!
— Я от радости! — всхлипнула Евсеева.
— Ну, тогда ладно! — растёкся в трогательно-хитрой кошачьей улыбке Аркадий Петрович и подмигнул анестезистке. Та тут же раскрыла ампулу, набрала в шприц и ввела в капельницу. Пациентка уснула «на игле».
— Пусть немного отдохнёт! — сказал он Татьяне Георгиевне.
— Аркадий, я в тебя верю, как в Иисуса. И даже больше. Потому что воскресит ли меня Иисус, если что, — я не уверена. А вот ты будешь воскрешать и воскрешать до полной и окончательной смерти моего мозга.
— Ну и шуточки у вас, госпожа Мальцева! — загоготал Аркадий Петрович. — И с констатированной смертью мозга я тебя ещё долго от АИК [14] и ИВЛ [15] отключать не буду. Буду тебя единолично пользовать!
14
АИК — аппарат искусственного кровообращения.
15
ИВЛ — искусственная вентиляция лёгких.
— А у тебя какие шуточки?
— Какая жизнь, такие и шуточки.
— Пошляк!
— Между прочим, сегодня День святого Валентина, любимая! — напомнил анестезиолог. Вполне счастливый в семейной жизни однолюб.
— Тоже мне, праздник, — фыркнула Татьяна Георгиевна.
— Не, я к тому, что не важно, какой праздник. Потому что у нас давно нет праздников, одни только поводы.
— Старый циник!
— От такой же слышу!
Ушивая кожу, можно и поболтать спокойно.