Родичи
Шрифт:
Здесь Иван Семенович вспомнил Машу молодой, ее рыжее веснушчатое тело, как будто художник кистью встряхнул; представил количество семени, пролитое в горячее лоно, и вдруг на секунду вообразил, что Мария, его жена, как Катька, – ненасытная вагина, и не выплескивайся он так множественно, мог бы и маршалом стать!..
– Тьфу! – Генерал затряс головой почти гневно. – Перестаньте эту свою теорию в меня запихивать! Я этих вещей не понимаю и понимать не хочу! Бог создал мужчину, а к нему женщину приставил. И потому женщины не могут быть посланниками подземелья!
– Вы
– Ничего-ничего, – улыбнулся генерал. – Продолжайте.
– А мне нечего стесняться, собственно! Я делал такие операции в своей занюханной больнице, какие в принципе считаются невозможными даже в лучших западных клиниках! Я, – Боткин понизил голос, – я провел операцию на собственном мозге… Зеркальную операцию… Это то же самое, что писать справа налево правой рукой и слева направо левой одновременно!.. Я не могу не признать в себе гения! Это было бы непростительно, потому что я бы не холил и не лелеял сей дар, а значит, утерял бы его!.. А знаете, что такое потерять дар?..
Генерал вопросительно вздернул брови.
– Потерять дар – Богов подарок не сохранить! Человек с Божественным даром не принадлежит себе и волоском единым! Он лишь обязан обслуживать свой гений, чтобы тот исправно работал на благо Богу!..
– Почему не людям?
– Все, что угодно Господу, благодать для людей!
– Вы что же, – немного удивился генерал, – вы – верующий?
– После того как по мозгам дубиной съездили, как молнией озарило! Частичку Бога в себе почувствовал!..
– А как вы отличаете Бога в себе от дьявола? Может быть, от лукавого у вас дар?
Иван Семенович пожалел, что задал этот вопрос, потому что после него Никифор побледнел смертельно.
– Я же людям добро несу, – сказал он растерянно.
– Вот вы операцию какую-нибудь уникальную сделаете, спасете человеку жизнь, а его потомок вырастет, к примеру, диктатором и миллионы человеческих жизней спалит. Может такое случиться?
Никифор кивнул.
– Так от кого ваш дар? Кто в вас гений внедрил?
– Схоластика все это! – неожиданно воспрял духом Боткин. – Вера важна, она защищает! Я вон вам сухожилия и нервы на руке сшил! А не будь меня рука бы через год засохла! Вы же хороший человек? Вам Бог помог! Через меня помог! Я проводник воли Его!..
Иван Семенович был согласен, что Бог ему помог, а потому успокоил Боткина своей уверенностью, что в душе хирурга оставлена печать именно Бога.
– Если хотите, – добавил генерал, – я в Бога не верую и в дьявола тоже!
– Как так! – ужаснулся Никифор. – Ведь в ад! – И приложил руки к груди, смотря на собеседника, активно сострадая.
– В ад так в ад! – согласился Бойко.
– Может быть, лучше литературку какую-нибудь почитать на досуге? – предложил хирург. – Я подыщу… – Понизил голос. – С батюшкой пообщаться!..
– Нравитесь вы мне! – честно признался генерал. – Чем, понять не могу, но нравитесь!
Рыжий Боткин захлопал рыжими глазами в стеснении.
– Что вы можете сказать об Ахметзянове? –
– Это вы о патологоанатоме нашем спрашиваете?
– Именно.
– А что такое случилось?
– Пропал в тот день, когда вам по голове дали.
– Ай-яй-яй! – расстроился Никифор. – Что же вас интересует?
– Каким врачом был Ахметзянов?
– Что вы!.. – замахал руками Боткин. – Врач – это который лечит. А Ахметзянов со смертью имел дело. Вскрытия производил, да и только! Но надо сказать, делал он это отменно! Всегда отыскивал причину смерти! Талант!
– Может быть, гений?
Никифор на вопрос генерала лишь глаза сделал круглые: мол, два гения в одной больнице?..
– Я жизнь обслуживаю, а он смерть!
– Гениально обслуживал смерть! – подначивал генерал – Вот мы шофера моего хоронили, казалось, так и встанет сейчас из могилы!
– Пугаете все вы! – разозлился Боткин. – Не ахметзяновская заслуга это! Гример – гений!
– Многовато гениев что-то получается! – посчитал генерал. – Ну да ладно! А этот Ахметзянов ни в чем таком замечен не был?
В каком?
– Как бы вам сказать… Не злоупотреблял своей работой?
– Не понимаю! – честно признался Никифор.
– Дело в том, что он не один пропал!
– Амурные дела?
– Он труп с собой прихватил!
– Как это?!
Никифор был изумлен.
– Вы помните, катастрофа железнодорожная была?
Боткин кивнул.
– Погибло четыре человека.
– Да-да, – подтвердил хирург. – Всех помню! Проводница, молодой человек, такой белокурый красавец с голубыми глазами, умер при мне, машинист и помощник его шансов не имели…
– Ваш Ахметзянов исчез вместе с белокурым красавцем! – сообщил Иван Семенович.
– Ахметзянов ваш! – парировал Боткин и почему-то обиделся.
Генерал усмехнулся, усматривая в Боткине черты все больше детские, и подумал о том, что гениев так и описывают – дети!
– Мой, – согласился Иван Семенович. – Я к вам специалистика подошлю в четверг, если не возражаете, попробуйте составить портретик этого белокурого!..
Боткин кивнул и сообразил, что Катерина тоже видела покойного, еще заметила: «Каков красавец!» Сам же хирург припомнил выдающиеся мужские достоинства голубоглазого, но осознал, что сердце мигом кольнула ревность, вспомнил, что сам эрекционен круглосуточно, хотя сейчас успокоен бромом.
– Ну, вот и хорошо! – улыбнулся генерал, поднялся с лавочки и утер рукой слезу, выбитую солнечными лучами. – Пора мне теперь! – протянул руку для пожатия.
– Не забудьте к врачу, – напомнил Никифор, пожимая в ответ крепко до неожиданности. – Спасибо за бром!..
Руки у хирургов сильные, думал в машине Иван Семенович, когда зазвонил мобильный телефон.
– Генерал-майор Бойко!
Далее Иван Семенович узнал тюремные новости, поведанные ему начальником изолятора. Если говорить коротко, Арококо Арококович сбежал. Если же описать эту ситуацию эпизодом, то произошло буквально следующее.