Родина Богов
Шрифт:
Как обычно после службы, Марк явился благостным и просветленным, чем всегда вводил императора в тайное удивление. Искушенный в философии и всяческих религиозных учениях, познавший глубинные пути изысканий человеческого сознания и оттого циничный, он с невероятным легкомыслием предавался молитвенным славословным песнопениям, восхваляющим бога Мармана, до исступления и экстаза восклицая – аллилуя. Новая ромейская вера в небесного спасителя по своим принципам и обрядности была скопирована со старого митраизма,
В сей час Марк вошел с курильницей, источающей дым благовоний, поклонился в пояс императору и, установив чашу на подставке для угля, смиренно сказал:
– Это согреет тебя и укрепит дух, брат мой в Мармане.
Варий держал первосвященника возле себя еще и потому, что это его благостное состояние каким-то образом передавалось и заражало, как заражает чужой веселый смех. Он прикрыл глаза, вдыхая летучий аромат синего дымка, однако вместо успокоения вновь услышал в себе ворчливого старика.
– Что тебе сказал господь?
– Он шлет нам испытания, – благоговейно произнес Марк.
– Какие еще испытания? Я велел тебе молиться о победе!
– Тебе известно, мой брат, всякая победа достигается силой духа, – философ что-то скрывал под маской покорности. – А испытания укрепляют дух.
Император привстал, откинув одеяло.
– Мне сейчас нужна победа оружия! Я не жду никаких испытаний!
– На все воля господа. Это его промыслы, а наша участь доказывать ему свою любовь.
– Ты что-то знаешь? И скрываешь от меня? – озноб вырвался наружу и заледенил затылок. – Что с моими легионами?
– Я понтифик, мой брат, и в ответе за твой дух.
– И что, мой дух нуждается в укреплении, если ты толкуешь о его испытании?
– Меня смущает дух твоих легионов, император.
– Позови мне консула!
Эмилий должно быть стоял за входной шторой, поскольку в тот же час оказался в шатре.
– Я здесь, август.
Император уловил в своей ворчливости слишком явную тревогу и чтобы загасить ее, несколько помедлил и отхлебнул остывшего вина.
– Какие вести от Анпила? – спросил уже обыденным голосом.
– Легат не нашел варваров возле западных лимесов, – удовлетворенно сказал консул. – И сейчас идет вдоль них по суше, а его корабли движутся по проливу в сторону Галлии.
– Куда же они ушли? Или бежали, услышав о приближении легионов?
– Они не бежали, император.
– Где же тогда варвары вместе со своим атлантом?
– Вероятно, снова погрузились на свои корабли и отошли к правому берегу Рейна, к герминонам, с которыми заключили тайный союз.
От мысли, что озарила императора в следующий
– А были ли они вообще, консул? Или ты поверил этим двум посланцам, коих я отправил в иной мир?
– Нет, август. Когда легат повел легионы на запад, я получил сообщение из крепости в устье Рейна. Варвары осадили ее и гарнизон запросил помощи. Сведения посланцев подтвердились...
– Но почему тогда Анпил не нашел противника? Или ты хочешь убедить меня, что девять тысяч войска и триста кораблей могут исчезнуть бесследно?
– Следы остались, император.
– Какие это следы? Отпечатки ног, конских копыт, кострища или трупы варваров?
– Они никогда не оставляют своих павших на месте битвы, – с нескрываемым уважением проговорил консул. – Они выскребают даже землю, на которую пролилась кровь, и увозят с собой.
– Так что же от них осталось? – чуть было не вскричал Варий.
– Варвары захватили и разрушили крепость.
– А гарнизон?...
Варий когда-то приблизил Эмилия за его смелость и способность говорить ему горькую правду.
– Легат сообщил, что гарнизон погиб. На лицах убитых почему-то отразился ужас.
Последние слова консула еще более согрели императора, но это был боевой жар старого всадника.
– Если ты полагаешь, варвары ушли на северный правый берег, зачем же легат ведет легионы на юг, в сторону Галлии?
У Эмилия и на это был ответ.
– Действия варваров обманчивы и потому непредсказуемы, но Анпил знаком с их тактикой. Чаще всего их ватаги появляются внезапно и там, откуда их не ждут.
Его спокойное суждение, ранее по достоинству оцениваемое императором, сейчас вдруг вызвало неприязнь к консулу. Тот тайный, порочный рубец в сознании, особенно чуткий к опасности и обладающий животным чувством самосохранения, склонял его повиноваться мнению Эмилия, однако воля императора взбунтовалась.
– Я не верю ни легату, ни тебе! – Дым из курильницы прижало к ковровому полу шатра. – И не стану разгадывать замыслы дикого варвара. Я буду диктовать правила войны по ромейским законам. Не он, а я навяжу ему сражение там, где посчитаю нужным.
Консул прочно замолчал, а философ торопливо записывал на пергаменте каждое слово императора.
– Поэтому легату не следует гоняться за варварами, а выстроить легионы в боевые порядки там, где я принимал парад, – продолжал Варий. – Пусть этот дикарь, коего вы от страха называете атлантом, сам придет сюда, а я буду руководить ходом битвы из своего шатра. А корабли расставить в устье Рейна так, чтобы можно было запереть в реке их летучие суда, когда они подойдут на выручку.
Эмилий в тот же час удалился, и через минуту лошади за шатром взбили копытами, унося гонцов с приказом.