Родина имени Путина
Шрифт:
— Короче, договорился. Красивый кабинет в Белом доме с видом на фонтан.
— Кто принимает?
— Руководитель секретариата Жукова.
— Шура Боранников?! — Игорь поперхнулся. — Это же главпидр! Крыша всех дырявых притонов!
— Эй, если генерала девочки интересуют, то ведите его в сауну. А это Белый дом! К тому же быстро и не дороже девочек. Пропуск закажут, номер кабинета сообщу чуть позже.
Звоним нашему служивому, отправляем его в Белый дом. Но через минуту снова перезванивает Лобах: «С Белым домом отбой. Боранников недоступен. петух! Но есть запасной вариант».
— Какой? — Хотя выбирать нам было не и из чего.
— Надежный. Вова Сименов!
— Лобах, я смотрю, ты решил поглумиться перед нашим скорбным концом.
— Увы, кроме этих пидоров вам уже никто не поможет! Не капризничай, а то самих
Я испугался даже представить себе эту картину. Володя Сименов еще лет пять назад был личностью медийной и, как следствие, вполне узнаваемой. В конце девяностых четверо «дырявых» — Боранников, Сименов, Коптев-Дворников и Вульф создали движуху «Поколение свободы», которая официально вошла в «Единство» — предтечу «Единой России». Став депутатами, эти петухи стали рьяно поддерживать педерастов и педофилов всех мастей. А Вова даже к Путину ходил в кружевных воротничках. После думской карьеры Сименов несколько лет трудился советником министра культуры Соколова. Короче, Лобах попросил еще пятнадцать тысяч рублей — Вовин гонорар. Берем деньги, едем в Думу, где нас уже встречает Сименов. Аутентичнейший пидор, надо сказать, наманикюренный, налаченный, но выглядит очень дорого. Костюм за десятку и все как полагается. Вова оказался очень понимающим. Пересчитав тридцать пятисотенных купюр, Сименов подытожил: «Мне нужно пять минут понять, что от меня требуется». Я объясняю, что, мол, так и так, представляешься советником Суркова, принимаешь в кабинете, говоришь, что резюме на губернатора рассматривается, и отпускаешь человека.
— Тогда мне еще нужно пять тысяч, — резюмирует Сименов. — Секретаршам Бабакова дать, чтобы свалили на час.
Отлистав очередной транш, я перезваниваю генералу, кортеж которого почему-то не хотят пускать за шлагбаум Дома правительства. Раболепно извиняюсь и переадресовываю на десятый подъезд Госдумы — пропуск заказан. Встречаю лично снаружи. Вова картинно выходит изнутри. Но генерала в Думу не пускают по причине отсутствия паспорта. Да! Он летает на самолете без паспорта, самолет-то его. Конфуз генерала перед привратным прапорщиком ФСО, презрительно преградившим путь, грозным окриком прервал не растерявшийся Сименов: «Пройдемте в Националь!» Но, не сдержав волнений, Вова нежно приобнял генерала за талию. И вся моя жизнь вновь мгновением пронеслась у меня перед глазами. Но, как оказалось, преждевременно. Генерал взаимно улыбнулся Сименову, и они ласковой парой засеменили в сторону Тверской. Нам оставалось только ждать. Вова чесал генерала около часа, пока не иссякли красноречие и аппетит, бесцеремонно заглушаемый гастрономическими и коньячными изысками «Национала» за щедрый генеральский счет.
Через один час и семь минут отзвонил генерал. Наверное, последний раз он был так счастлив, когда от белой горячки застрелился его командир, чье место он незамедлительно занял: «Анатолий, спасибо вам огромное. Вы меня познакомили с таким человеком. милым. Нормальных-то людей, в натуре, нету. Одни пидоры. А здесь такой человек! Он мне сказал, что мое резюме рассматривается на самом верху.
Возможно, уже в этом месяце надо будет лететь на собеседование. Спасибо, Анатолий. Я улетел!».
Короче, генерал уже только за знакомство с Вовой должен мне много денег. Ну, а если Биронов подошьется, тогда будем дружно осваивать секретные бюджеты ФСБ.
Конец Тосиным мечтам положил звонок генеральского адъютанта спустя десять дней после нашего разговора.
— Что ж ты, Толик, фуфел нам такой толкаешь? Ты кого нам подсунул?
— Какой фуфел? — лепетал Анатолий, соображая, с какой стороны пришла беда. — Эта, эта же советник Суркова!
— Этот твой советник Суркова только что звонил моему шефу и за четыреста пятьдесят восемь долларов предлагал ему купить медаль «850_летие Москвы» с «листом от Лужкова»!
Шефом Тоси в ту пору был Дмитрий Барановский, снайпером отслуживший Афган в знаменитой «девятой» роте. Отечественный бизнес, куда он окунулся после демобилизации, Дмитрий Роальдович воспринимал как поле боя. Дела он вел успешно, жестко и агрессивно, вместе со славой олигарха заработав молву рейдера и солнцевского авторитета по кличке Дима Белый. На компромиссы Барановский шел редко, непреодолимые препятствия
Когда Тося показывал шефу фальшивые отчеты о затраченных средствах, ложь гнусно грызла его совесть, что для молодого человека было в диковинку.
Главным противником Барановского был российско-израильский миллиардер, по совместительству вице-премьер правительства Московской области Павел Кацыв. Когда жижа коррупционного компромата, на которую не скупился Дмитрий Роальдович, переполнила чашу терпения областного чиновника, Барановского закрыли в «Лефортово». Потеряв в застенках любимого шефа, Тося на нерве сначала похудел кило на три, но от обилия солодового успокоительного литров на пять подраспух. Ему уже прислали повестку к следователю, быть отпущенным домой от которого Тосик не планировал. Дружеские советы податься в бега и отсидеться пол года пока все успокоится, Тося презрительно отвергал: «Я пойду за шефом до конца! Я не могу струсить и убежать. Дима меня не поймет. Он ведь мне больше, чем отец!».
— Дурак, тебя посадят и будут плющить на показания как резинового зайца! А потом единоличный суд нарисует тебе лет восемь свежемордовского воздуха! — убеждали мы.
— Мне все равно. Меня хоть на ремни режь, все равно ничего не подпишу. Зато я буду с ним делить страдания!
— Где ты понабрался только этой декабристской пошлости? Потеряйся на время.
Забудут, потом вернешься.
Но Тося был непоколебим, что рождало в нас чувство гордости за героизм нашего товарища. Однако тучи над головой рассосались. В поисках гроша на французскую булку Тосик прибился к Андрею Николаевичу Биронову, шарлатанствующему политтехнологу, который после каждой своей избирательной кампании сразу менял телефон и место жительства. Андрей Николаевич призрел юношу в собственные денщики, называя его почему-то партнером. Однажды выслушав героически-пьяную исповедь Тоси про историю своего сиротства, Биронов решил спасти партнера от душевных страданий. Весь следующий день Андрей Николаевич наводил справки о судьбе Барановского. Не было предела радости Биронова, когда он узнал, что следствие зашло в тупик. Ни доказательств, ни показаний на Диму не было. Сфабрикованное дело имело все перспективы развалиться в суде, а Барановский набирал силы и готовился к новым баталиям. Андрей Николаевич ошарашил Тосю радостью, что любимый узник скоро должен освободиться.
— Короче, завтра пойдешь к Кацыву, — Биронов прервал Тосину эйфорию.
— Зачем? — недоуменно залупоглазил Коростченко.
— Ты дурак?! Совсем ничего не понимаешь? У Кацывы на Барановского ничего нет. А если Дима выйдет, то он со злости Пашу даже со дна Мертвого моря достанет. Теперь понял?
— Ну, да. Кацыве п..!
— А теперь прикинь, сколько денег он нам отвалит, чтобы ты загрузил Белого!
Восторженная молодость поломалась-поломалась, но все же отдалась в объятия
порочного опыта. Посредником в переговорах и получателем средств выступил Биронов. Тося дал показания и пошел под программу защиты свидетелей. Спустя два месяца, напротив клетки с Барановским Тося в элегантном костюме, не жалея эмоций, повествовал суду и зрителям о вымогательстве миллионов долларов у честных бизнесменов и чиновников своим отвергнутым папой.
— Я ж ему деньги даже на лечение триппера давал! — лишь единожды сорвался Барановский.
Тося смутился, покраснел, но продолжил.