Родина зовет
Шрифт:
Шофер оказался парнем лихим. Нам в кузове приходилось туго. Придерживая одной рукой фуражки, мы другой крепко держались за скамейки, каждую секунду готовые или вылететь, или перевернуться вместе с машиной.
Неожиданно подъем кончился, дорога пошла по лощине между двумя горами. Впереди виднелась небольшая деревенька, а на отшибе возвышался замок, с замшелыми башнями, настоящий дворянский родовой [7] замок, сложенный из громадных серых камней, с бесчисленными флигелями, высокой каменной стеной и железными воротами. И деревенька, сиротливо прижавшаяся к земле, и спесивый вид замка - все это говорило о недавнем
Мы мчались дальше. А горы становились все выше. Наконец в лощине показалось местечко Леско. Его окраинные низкие домики карабкаются в гору. Река Сан перерезает его почти пополам. Река с виду особого внимания не заслуживает: неширокая, сварливая, с каменистым дном. Но… это граница! Вон та часть местечка со старинными костелами уже не наша, там немцы. Через реку мост. Он нейтральный, на одном его конце наш часовой, на другом - немецкий. А вон центральная площадь, за нею небольшой базарчик. Здесь все под рукой, все сосредоточено на площади - магазины, Дом культуры, райком партии и исполком. Все здесь мне хорошо знакомо. Вон там и тихая улочка, где живет Маруся. Она еще не знает, что я приехал… Забежать бы сейчас к ней! Но я - человек военный, сейчас уйти мне никуда нельзя, нужно сначала проверить, все ли готово для приезда части…
Только вечером я отправился к Марусе. Вот и аккуратный белый домик. Стучусь. Выходит хозяйка, пожилая женщина, с хорошими добрыми глазами.
– Батюшки!
– всплеснула она руками.
– Ванюша! А Маруся-то здесь уже не живет.
– Почему?
– оторопело спрашиваю я.
– Да ее перевели в Ропенко. Село такое, верстах в двадцати отсюда.
…Обратно я шел медленно. В долине над местечком быстро темнело, а над вершинами гор стоял еще день. Идти сейчас одному за двадцать километров по пограничной местности - безумие, тем более, что я даже не спросил, в какой стороне это Ропенко.
«Завтра с утра поеду или пойду в Ропенко», - твердо решил я.
Однако мне пришлось отложить свое намерение. Еще до рассвета меня вызвали к телефону, и я услышал хорошо знакомый голос командира части: [8]
– Встречай. Приехали на станцию Залужи.
Станция находилась в девяти километрах от Леско. Я направился навстречу своим пешком, по неширокой каменистой дороге.
На станции хлопотливое движение. Выводят из вагонов коней, скатывают с платформ повозки. Но бойцы понимают, что приехали на границу, делают все серьезно и сосредоточенно, точно и ловко.
«Так должно быть на фронте во время боя», - подумал я.
Часа через три небольшой караван потянулся от станции по той дороге, по которой я шел сегодня утром. Ехали грузовые машины с имуществом и семьями комсостава, степенно переступали лошади, запряженные в тачанки с пулеметами, бодро шагали бойцы.
К вечеру в местечке стало людно и суетно. Среди пестро одетых галичан, хлопотливых евреев и веселых поляков на площади у нового клуба мелькали защитные гимнастерки бойцов и командиров. Завязывались знакомства, обсуждались достоинства только что просмотренного фильма, рассказывались пограничные истории.
…Лишь поздно ночью затихло Леско.
А на другой день потекла обычная деловая жизнь пограничного местечка. Утром пограничники
Командир отдельной пульроты Березин получил приказ - принять опорный пункт укрепленного района. Вместе с командиром роты поехал и я.
Опорный пункт нашей роты - это несколько долговременных огневых точек, расположенных вдоль реки Сан. За один день мы вместе с Березиным объездили все доты. Здесь полным ходом шло строительство. Рыли котлованы, бетонировали металлические каркасы, бурили артезианские колодцы. На передней линии уже засыпали готовые сооружения, маскировали их дерном, устанавливали вооружение, оборудовали жилые помещения. От дота к доту тянулся противотанковый ров, он был совсем закончен. Таким образом, передняя линия дотов была уже боеспособна. [9]
Наша часть расположилась на территории опорного пункта. Бойцы жили в палатках, занимались по расписанию, несли караульную службу.
Меня назначили командиром гарнизона одного из дотов. Наше сооружение находилось на передней линии, на скате одной из небольших высоток, метрах в четырехстах от реки Сан. От нашего дота было хорошо видно взбегающую вверх возвышенность, покрытую мелким осинником и березником, поля и деревни в долине Сана. На другом берегу немцы строили укрепления. Нам были видны заборы, маскирующие незаконченные сооружения, машины и люди, деловито роющиеся в земле.
Прошло несколько дней после того, как наша рота заняла опорный пункт. В воскресенье мы наконец получили возможность пойти в Леско. Я решил сразу же поехать в Ропенко и разыскать Марусю.
Пришел на базарную площадь. Обхожу ряды и кричу:
– Кто из Ропенко?
Вдруг слышу откуда-то сверху чистый голос:
– Ванюша!
Я поднял голову: в битком набитом кузове грузовика стоит Маруся.
– Ты зачем в Ропенко?
– спрашивает она, а сама уже держится за борт, намереваясь выпрыгнуть из кузова.
Я подхватил ее и опустил на землю.
Перебивая друг друга, мы спрашивали и рассказывали о тех двух месяцах, которые прошли в разлуке, и опомнились только, когда раздался длинный и громкий гудок автомобиля. Высунувшись из кабины, шофер полуторки, пожилой усатый галичанин, спросил, улыбаясь:
– Ну как, Маруся, поедете или здесь останетесь?
Маруся вопросительно посмотрела на меня.
– Как хочешь, - ответил я.
– Мы можем быть целый день вместе. Сегодня я свободен.
– Ну, тогда лучше здесь останемся, - решила Маруся.
– Поезжайте, - махнула она рукой шоферу.
– А ко мне ты потом приедешь. Ладно?
Машина прокатила мимо нас и скрылась в мягкой базарной пыли. [10]
А мы целый день бродили с Марусей по городу, поднимались в горы, смотрели новую кинокартину, танцевали в клубе, а поздно вечером я пошел ее провожать. Мы долго шли узкой тропинкой, Маруся впереди, я - сзади. Над нами перемигивались звезды. Где-то, сердито урча, сбегал горный поток. Изредка в кустах что-то шелестело. Но какое мне дело до этого? Я видел впереди себя только светлое платье Маруси, ее открытые руки и шею. Я знал, что люблю ее, и сегодня может решиться наша судьба, ее и моя. Не в силах сдержать себя, я воскликнул: