Родина
Шрифт:
Иван Степанович опять дал знак, и гром прекратился, молот замер. Старый бригадир поднял руку, показал на свои часы на кожаной браслетке и среди наступившей тишины четко произнес:
— Имею честь рапортовать перед Новым годом: начали работу цеха на два дня раньше и сразу с почином: время ковки сжали на полминуты!
— Поздравляю, — сказал Николай Петрович Назарьев.
— Пожелаю вам и дальше сжимать время, не теряя качества, — промолвил парторг и, сдерживая поднятой рукой шум голосов, объявил торжественно: — Товарищи! Поздравляем
Когда отгрохотали аплодисменты и все начали расходиться, Челищев очутился рядом с дочерью.
— Хорошо, папа, правда? — спросила Соня и увидела, как отец брезгливо поморщился.
— Да, молодой человек с блокнотом в кармане, конечно, сумеет расписать… эти обыкновенные два дня и эти… полминуты!
— Обыкновенным это может показаться только тому, кто не видел, как эти полминуты в общей сумме составят часы и месяцы выигранного военного времени, — серьезно сказал Артем, обернувшись на ходу.
Евгений Александрович не успел ничего ответить на это неожиданное вмешательство и только, побагровев, как уличенный, проводил Артема растерянным взглядом.
В первый же выходной день после Нового года заводская молодежь устроила лыжную вылазку за город. К этому дню Любовь Андреевна приготовила дочерям лыжные костюмы.
— Это же прямо сюрприз, мамочка! — радовалась Соня. — И как красиво получилось!
— Да уж не обессудьте, деточки, — смеялась Любовь Андреевна, — скомбинировано из всякого старья: остатки папина синего костюма, моя фуфайка, шаль… словом, дешево и сердито.
Соня застучала палкой в потолок и крикнула:
— Товарищи, выходим!
Сборный пункт был назначен у завода, — оттуда всего ближе до леса. Подходя к заводу, Соня внимательно вглядывалась в шумную и веселую толпу лыжников, разыскивая среди них черную фуражку и морскую шинель, но Пластунова не было видно.
— Раздумал… не пришел… — прошептала Соня, остановилась, воткнула палки в снег и грустно подумала: «Ну чего ради я пойду? Уж совсем не так мне нравится шум и смех!»
— Соня! Ты куда уставилась? — весело крикнула ей Маня.
Рядом с ней ловко двигался Ян Невидла, который почтительно помахал Соне шапкой.
Маня подкатила вплотную и, озорно толкнув Соню локтем, пропела:
— Что ты какая заду-умчи-вая-я? Стоишь, грустишь, а Дмитрий Никитич, наверно, уж давно на месте.
— Где же он? — живо спросила Соня.
— Да вон, с краю стоит… наверно, тебя высматривает!
— Ну, ты скажешь! — не поверила Соня — и увидела парторга. — Дмитрий Никитич! — радостно позвала она.
Соня подошла ближе и смущенно встретила веселый, любующийся взгляд его круглых глаз. Сознание своей молодости и здоровья горячей волной разлилось в ее груди.
— Какая вы сегодня… Замечательно! — радостно одобрил он, оглядывая
— И вас сегодня, Дмитрий Никитич, не узнать! — засмеялась Соня, стараясь не показать смущения, которое все сильнее овладевало ею.
— Почему меня не узнать?
— Вы без шинели, а только в кителе…
Соня чуть не сказала: «В кителе вы совсем молодо выглядите!», но удержалась и спросила озабоченно:
— Вам не будет холодно?
— Какой моряк отправится в путь без доброй шерстяной фуфайки? — и Пластунов шутливо похлопал себя по широкой груди. — Так покатили, Соня? Р-раз!..
— Р-раз! — звонко повторила она и, смеясь сама не зная отчего, пошла вперед.
Пластунов шел рядом широким и легким шагом. Соня слышала его ровное дыхание, видела его бегущую тень на солнечных сугробах, но почему-то боялась встретиться с ним взглядом.
— Счастливый путь! — крикнула Маня, проносясь мимо.
Соня даже вздрогнула от возмущения: «Ну что, что она еще вообразила?»
— Не перегонишь… А вот не перегонишь! — вдруг крикнула она вслед Мане и, с силой оттолкнувшись от земли, скатилась с пригорка на дорогу к лесу.
Солнечные, парчовые снега ослепительно глянули ей в глаза.
«Зачем я погналась за Маней?.. Мне же этого совсем не нужно. Надо же было ей так некстати крикнуть: «Счастливый путь!» Раззадорила меня, а я вот обидела хорошего человека… Он не понимает, конечно, почему я вдруг убежала. Что он обо мне подумает?..»
Соня боялась оглянуться назад, представляя себе взгляд Пластунова: когда он недоволен, глаза у него тускнеют, будто заволакиваясь дымкой, лицо желтеет, становится острее, старше.
«Я же видела: он обрадовался, что мы идем рядом… Ведь у него никого нет на свете, никто ему слова ласкового не скажет…»
Соню охватило раскаяние и жалость к Пластунову, которые были тем горше, что она не посмела бы даже намеком показать ему эти чувства. Боясь оглянуться, Соня шла, чутко ловя ухом скрип снега, звуки голосов, тревожно провожая взглядом мелькание теней на снегу, — Пластунов не показывался.
Когда Соня скрылась из виду, Пластунов с привычно-спокойной горечью гадал про себя, кто сейчас идет рядом с Соней. Он перебрал в памяти многие знакомые лица и с тайным удовольствием не нашел среди них никого, с кем Соне было бы особенно приятно итти рядом.
«Она слишком вдумчива и требовательна, чтобы…»
И в эту минуту Пластунов увидел вдалеке Соню. Она шла одна, ее синяя шапочка с красным помпоном на макушке ярко горела среди снегов.
Соня шла, как в забытьи, чувствуя томительную усталость во всем теле и в мыслях. Солнце, снежная дорога, отливающая то золотом, то синью, неприятно резали глаза. Соня только хотела закрыть на минуту веки, как вдруг увидела на снегу знакомую тень. Тихо вскрикнув, она обернулась и встретилась взглядом с веселыми глазами Пластунова.