Родишь мне сына
Шрифт:
Марат был прав. Он сказал, что заменит мне все, что я потеряла. И я ему верю. Он уже это сделал. И только фраза Володи о том, что он ходил ко мне домой, немного резанула слух. Все же они родня. И в памяти свежи те дни, когда мы жили под одной крышей душа в душу. Хотя и понимаю теперь — меня просто держали как собаку на привязи. С уютной будкой и старой миской, в которой всегда будет корм. Но не более того.
— Вау! — услышала я за спиной.
— Марат... подожди, я не одета еще. — Он вошел ко мне в раздевалку и обнял за талию. Уперся в поясницу
Я натянула бретельку купальника и повернулась к нему лицом. Хоть и не видела эмоций, но кончики пальцев скользили по складкам у рта — это говорило о том, что Марат улыбался.
— Хочу тебя. Прямо сейчас.
— Нет... — уворачивалась я от наглых губ. — Мы еще даже не поплавали. Ты ж меня вроде в бассейн пригласил. Пойдем, — взяла я его за крупную ладонь.
— Я не могу. Стояк ходить мешает.
Марат помог мне подойти к перилам — я аккуратно спустилась в прохладную воду. Сперва она кажется холодной, но стоит окунуться до плеч, как все быстро меняется. Вот я уже плыву. Делаю глубокий вдох и отдаюсь такой знакомой стихии. Без остатка...
Мама не верила, что я смогу когда-то плавать. Когда я вцепилась в эту идею, она просто сказала, что инвалиды не плавают. Вот так. Сказала, что мне надо думать о чем-то реалистичном. Например, вязать, лепить фигурки из глины. Развивать моторику рук, занимаясь чем-то таким, что не требует денег. Что не причинит неудобств домочадцам. Но уверена, будь ее воля, моя мама посадила бы меня в тесной комнате и закрыла бы все выходы. Ей просто хотелось забыть о том, что я существую.
Ей было больно. Они с отцом очень страдали, много плакали, корили себя за то, что допустили мою слепоту. Но время шло, все менялось. Родители устали видеть меня рядом, ведь все прекрасно понимали, что зрение ушло и не вернется. Я инвалид, я испорченный человек. Я обуза для всей семьи. Я всех раздражала, угнетала, расстраивала. Люди чувствовали вину и от этого злились на меня как на причину.
Продолжаться так вечно не могло.
И когда мне должно было исполниться восемнадцать, поднялся вопрос о переезде в интернат. Я уже совершеннолетняя, буду жить в специальном учреждении для таких же, как сама. Для "людей с ограниченными возможностями" — именно там, где эти возможности ограничивались полностью. Ты просто сидишь на скамейке, в окружении таких же незрячих. Никуда не ходишь, никуда не ездишь. Я понимала, что если попаду туда, то уже не вернусь. Я там повзрослею, состарюсь и умру.
Никто и не вспомнит, что была такая. Что у Лены Николич была сестра. Но где она, где? Ее никогда и не было...
Спасло меня лишь чудо. В мой день рожденья нам позвонили — из общества слепых пришел подарок. И это было натуральное спасение. Абонемент в бассейн и собака-поводырь. У меня появилась Марла — появился лучший друг. И возникла мечта. Стать реальной пловчихой, состязаться с остальными. Просто делать что-то такое, что доступно только зрячим. Что-то такое, что не умела
И это меня спасло.
— Эй, малыш! — окликнул Марат. — Ты быстро плывешь — я не успеваю за тобой! Подожди!
— А ты догоняй... — хихикнула я и нырнула под буйки между рядами.
Хоть я и слепа, но знаю бассейн наизусть. Конечно, сперва было трудно поверить, что могу. Меня тренировал инструктор, он повторял, что человек отлично плавает еще в утробе матери. Когда глаза еще закрыты, мы ничего не видим, но умеем плавать. В воде нам комфортнее, чем на суше. Именно поэтому дети плачут после рождения — им хочется вернуться обратно. Опять в привычную и теплую среду.
И он был абсолютно прав. Потому что в воде я себя чувствую как рыба в море.
— Постой! — кричал он мне вдогонку. А я веселилась. Было приятно себя чувствовать свободной.
Это по земле я ходила как слепая. А здесь мои глаза всегда закрыты. В соревнованиях мы все одеты в черные очки для равенства. Так что нет разницы, видишь ты плохо или вообще ничего — в бассейне работает внутренний навигатор.
И от того, что он во мне проснулся... мое либидо росло как на дрожжах.
Адреналин.
— Эй, мужчина, — медленно плыла я на спине. — Не желаете в сауну?
— В сауну? — удивился Марат.
Определив по голосу, где он, я подплыла и обвила руками его шею. Толстую, мускулистую. Одних только тактильных ощущений от этого тела было достаточно, чтобы возбудиться и тут же кончить. Мне хватит просто потереться об него — он сразу все поймет без лишних слов.
— Спасибо, что привез меня сюда. Мне здесь очень хорошо. Я счастлива.
Сказав это, я куснула его за ухо. А потом прошлась по этому же уху языком.
— Ох, малыш... — довольно выдал Марат. — Ты меня приятно шокируешь.
— Почему? Чем я тебя шокирую?
Я говорила это, а сама не прекращала лизать его жилистую шею. Присасываться губами, покусывать, словно он моя добыча, а я дикая кошка. Хищница темной ночью. Решила затащить в постель кого-то гораздо крупнее себя. От этого внизу просто ныло, горело. Хотелось принять его внутрь без прелюдий.
— Ты совсем не похожа на то беззащитное создание, к которому я привык. В воде ты превращаешься в русалку какую-то, — хвалил меня Марат.
И это было приятно слышать. Но хотелось большего.
— В какую русалку? — спросила я, приблизившись губами к его рту. — Опиши одним словом.
Я ощущала его дыхание. Хотела прикоснуться, почувствоваться это тепло языком.
— Сексуальную, — ответил он именно то, что я хотела услышать.
Марат Стрельбицкий — тот человек, который достоин как наказания, так и благодарности. Он меня похитил, сделал козой отпущения, пытался надломить и надругаться. Но уже тогда я твердо решила, что с ним мне лучше, чем там, откуда я пришла. В его руках я была желанной. Была женщиной, была объектом домогательств, приставаний. Была причиной похоти.