Родиться среди мёртвых
Шрифт:
Он спрыгнул со ступеней, и я пошел за ним в дом.
— Пожалуйста, подождите здесь, — сказал он, когда мы вошли в большую комнату, которая, очевидно, служила и гостиной, и кухней, и столовой. Мальчик побежал вверх по лестнице, крича: «Мама». Я посмотрел на два портрета на стене и почувствовал, как что-то зашевелилось в моей памяти. Лицо мужчины в парадной форме было мне знакомо. На другом портрете был изображен тот же мужчина с семьей — царственная женщина и пятеро детей — в нарочито непринужденной позе.
При звуке шагов я повернулся
— Вы хотите видеть генерала?
— Я хочу видеть заведующего этим кладбищем.
Она позвала мальчика:
— Александр, — и сказала ему что-то по-русски. — Он попросит отца прийти.
Она говорила по-английски с акцентом и не предложила мне сесть. Я осмотрел комнату, которая была выкрашена в серый цвет, как и дом снаружи, и, кроме горшка с олеандрами, в ней ничто не радовало. Потертая мебель, небрежно расставленная по комнате, говорила о том, что жители этого дома намеревались оставаться тут временно и не заботились о комфорте. Я опять посмотрел на портреты, и в моей голове воспоминания замелькали, как страницы старого календаря.
— Эти люди мне кажутся знакомыми, — сказал я женщине довольно громко, желая привлечь ее внимание. Ее молчаливость начала меня раздражать, особенно потому, что, казалось, она забыла о моем присутствии. Она посмотрела на меня с удивлением. Я ждал, через некоторое время она подняла голову и взглянула на портрет, как будто молясь, и сказала:
— Это наш царь и его семья. Они были убиты во время революции.
Я старался сказать что-нибудь подходящее, но она снова подошла к окну и стала смотреть в него, совершенно забыв обо мне. Ее дешевое ситцевое платье подчеркивало ее худобу. Тяжелые косы узлом на затылке делали ее похожей на девочку.
Вдруг она подошла к двери и открыла ее. Крепкий лысый мужчина вошел с мальчиком, на нем была французская морская форма самого низшего ранга; я ее уже раньше видел на служащих французского муниципалитета — уборщиках, сторожах в полицейских участках.
— Генерал Федоров, — представился он. — Вы хотели меня видеть?
Шрам, от его левой щеки и до лба, стянул кожу вокруг глаза, создавая впечатление, что он постоянно мигает. Я представился и объяснил причину моего визита на кладбище.
— Похороны будут не сегодня, — сказал он строго. — О, я знаю, — он поднял руку, как будто желая остановить мой протест. — Я знаю, что они были назначены на сегодня, но сегодня утром решили перенести на вторник.
— В такую жару… — начал я.
— Да, но, в конце концов, вы не можете ожидать от них цивилизованности… Вы, американцы, думаете, что только потому, что они первые изобрели печатный станок… но это же было в период императоров. Вы знаете, революции разводят невежество.
— Вы не знаете, была ли какая-нибудь причина, чтобы отложить похороны? Они ожидали беспорядков?
— Беспорядки?
Моей первой реакцией было напомнить ему, что само убийство произошло во Французской концессии, но мне не хотелось спорить со стариком, и я промолчал.
— Вы уже познакомились с моей дочерью? — спросил меня генерал Федоров. Я пробормотал что-то о ее любезном приглашении зайти в дом.
— Тамара и мой внук Александр Базаровы.
Я не сказал ему, что имя Базаров напомнило мне тургеневского героя. Я только пожал Тамаре руку, которая была холодной и безжизненной. Повернувшись к мальчику, я сказал:
— А ты, вероятно, тоже будешь военным, когда вырастешь?
Следуя обычаю спрашивать детей, кем они хотят быть, когда вырастут, я забыл, что армии, генералом которой был его дедушка, больше не существует. Мальчик посмотрел на меня очень серьезными глазами и ничего не сказал.
— К тому времени, когда Александр вырастет, мы будем в России, — сказал генерал, — и Александр будет служить своему царю. Да, будет много работы после большевиков.
— Вы тоже поедете обратно на родину? — спросил меня Александр.
— Это совсем другое дело для мистера Сондерса, — сказал его дедушка. — Он служит родине сейчас за границей, он может вернуться, когда он пожелает.
Я хотел улыбнуться генералу, но его левый полузакрытый глаз вызвал во мне желание подмигнуть. Я подмигнул. Один миг генерал выглядел обескураженным, но затем он наклонился вперед и с очень вежливой улыбкой сказал: «Позвольте мне показать вам остальную часть кладбища, мистер Сондерс».
Я не мог себе представить менее привлекательной перспективы, чем хождение среди могил в жару, но не смог найти предлога отказаться, генерал же вывел меня из дома, точно переставил кнопку на карте.
— Это кладбище было совершенно пустым, когда мы его получили, — я кивнул головой дважды, как бы желая показать ему, что я не сомневаюсь, что он ответственен за всех похороненных здесь.
— Но посмотрите на все это теперь, — широким жестом руки онуказална ивы, растущие с обеих сторон аллеи. — Французские власти не считали нужным тратить деньги на деревья. Но можете себе представить это место без единого дерева. О, конечно, это не березы, как у нас в России, но все же так намного лучше. Плакучие ивы — подходяще, не правда ли?
— Это все китайские могилы? — спросил я.
— Некоторые да, но большинство — белые русские. У нас даже есть один француз. Так как он самоубийца, его хотели похоронить без вмешательства церкви. Даже в России священники были всегда автократами. Тут они ничуть не лучше. Конечно, я не мог допустить похорон христианина без церковного обряда. Я отслужил службу сам. Человек был католик, надеюсь, православный обряд не лишил его возможности попасть в рай.
Тут он фыркнул, решив, вероятно, что подшутил над католической церковью.