Родиться в Вифлееме [СИ]

Виконтов Дмитрий

— Всплески в эмиссионном спектре! — громко сообщил тактик-офицер, рядом с которым Джонсон что-то внимательно изучал на оперативной схеме. — Противник открыл огонь!

— Всем боевым постам — огонь! — голос командора прозвучал буднично и спокойно: время для волнений прошло.

На оперативной схеме замерцали прогнозируемые навкомом траектории снарядов, одновременно включились маневровые двигатели. Навком автоматически начал «раскачивать» из стороны в сторону базу, с разными промежутками, с разной интенсивностью включая и выключая двигатели, не забывая при этом передавать нужные данные на боевые посты.

Не дожидаясь команды, начал обстреливать тэш’ша и «Авангард»: как и было условленно, «Гетман Хмельницкий»

в основном накрывал зону возможных маневров вражеского корабля, а «арка» Райтсена — била по центру этой зоны. Будь с ними «Молох» — волноваться бы почти не пришлось: три корабля с одним так или иначе, но разберутся. Тут уж скорее тэш’ша пришлось бы выкручиваться, ища способ или уклониться от боя, или каким-то хитрым способом заставить людей разделиться.

«ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ ВРЕМЯ ПОДХОДА СНАРЯДОВ ПРОТИВНИКА ПЯТЬ СЕКУНД!» — это навком продублировал не только текстовыми сообщениями на экраны и визоры, но и мелодичным женским голосом во всех помещениях базы. Не успело стихнуть эхо сообщения, как «Гетман Хмельницкий» содрогнулся.

Могло бы показаться смешным, не будь все так серьезно: тэш’ша умудрились одним из первых, выпущенных наугад — как и все первые выстрелы — достать боевую базу. Снаряд врезался в броню несколькими десятками метров выше центральной оси и на треть километра ближе к корме от геометрического центра корабля.

Вокруг точки поражения бронепластины на пять-шесть метров выгнулись, бешено вибрируя: сейчас вся колоссальная энергия удара расходовалась на то, чтобы проломить полуметровый щит брони с перестроенной кристаллической структурой верхнего слоя, и преодолеть не менее колоссальное натяжение почти что мономолекулярных нитей внутри бронепластин. Это длилось не дольше десятой доли секунды, пока пластина в точку удара разламывалась, пока превращающийся в облако плазмы снаряд методично вгрызался вглубь брони — затем осталось только светящееся оранжево-багровым светом пятнышко, окруженное завитками сверкающих белым огнем трещин. И передавшийся корпусу, пускай и приглушенный изолирующей прослойкой между внешней и внутренней броней, отзвук удара.

— Поврежден фрагмент внешней брони, боевые посты и внешние датчики не пострадали. Ближайшие проекторы экрана работают на полную мощность, — немедленно доложил Джонсон. Командор молча кивнул, ничем не показывая своих чувств, и вернулся к изучению висящей над «ямой» оперативно-тактической схемы.

В чем-то это могло показаться парадоксальным, но после начала боя роль командоров, капитанов кораблей или командующих ударными группировками чаще всего сводилась к такому вот созерцанию. Работали навигаторы, работал навком, работали тактики и артиллеристы, работали боевые посты, выплевывающие снаряд за снарядом, работала в поте лица ТехСлужба и даже служба безопасности была готова в любом момент сорваться с места и мчаться к месту возможного десанта. Только для одного единственного человека, поставленного во главе всех этих служб, руководящегося кораблем все или большая часть заканчивалась с первым выстрелом.

Дальше работали статистика с баллистикой. С поправкой на удачу.

В чем-то в этом и заключалась самая страшная вещь космических боев. Отчетливее всего, конечно, это виделось для крупных масс кораблей, но справедливым оставалось и для одиночных схваток. Именно на командующих лежала ответственность за подготовку и планирование, за умение предвидеть ситуацию, за способность заложить даже в самый примитивный и просчитываемый план нечто, способное застать врага врасплох. Но главной особенностью было то, что на них лежала вся тяжесть ошибок и упущенных возможностей. Ведь суть заключалась в простом правиле, накрепко усвоенном по обе стороны фронта: ошибку в развертывании, маневрировании или планировании перед боем практически невозможно было исправить в ходе самого боя.

Разумеется,

если противник не допустит какой-либо ошибки.

Корабли сближались, посылая друг в друга десятки и сотни снарядов. После первого попадания «Гетман Хмельницкий» почти десять минут умудрялся обходиться без новых «гостинцев» от тэш’ша, зато «Авангарду» везло много меньше. Почти двадцать снарядов ударили в борт «арки», где принятые уцелевшими после прошлого боя бронепластинами, а где, беспрепятственно пронизав изолирующую прослойку, два слоя внутренней брони, добрались до палуб «Авангарда». А последний пробивший корпус «арки» снаряд еще и унес жизни всех, кого Райтсен отрядит в «летучую команду» для быстрого ремонта в самых важных для боя узлах. И, что было очень плохо, «Авангард» потерял сразу несколько проекторов экрана с левой стороны — их работу на себя взяли оставшиеся, но общий потенциал защиты упал еще на несколько процентов.

Правда, и тэш’ша хорошенько досталось: и сенсоры, и запущенные зонды показывали радующую душу картину ряда обширных багровых зон на вражеской броне, а в одном месте — даже пробоину: несколько снарядов явно угодили неподалеку друг от друга. И проекторы тэш’ша пострадали значительно сильнее: мощность экрана упала почти на треть, а не на пару процентов, как у Райтсена. В другой ситуации командующие взяли бы паузу, развернули бы корабли другим боком к противнику, но здесь ни о каких задержках и речи быть не могло. Время схождения истекало, еще минут десять-двенадцать — и боевая база с «аркой» выйдут из зоны поражения. Фарбах с Райтсеном именно на такой исход и рассчитывали, но у тэш’ша были свои планы.

— Противник запустил главные двигатели! — сообщение тактиков перекрыл удовлетворенно-обрадованный дружный выдох, пронесшийся по мостику. На обзорном экране примерно посредине тэш’шского корабля выстрелил фонтан расплавившейся до жидкого состояния брони, раскаленных добела кусков металла. Фарбах зло ухмыльнулся: чей-то удачный выстрел накрыл тэш’шский боевой пост в момент разгона их снаряда. «Коты» не использовали РкОды или что-то им подобное, но в случае таких попаданий их орудия реагировали, как и человеческие. Так что головная боль с пожарами, разрушениями и каким-то количеством убитых и раненых тэш’ша точно обеспечена.

Сейчас Фарбах заметил, что Джонсон о чем-то напряженно спорит со старшим тактиком — и это что-то его заместителю не очень нравится.

— Блейк?! — негромко бросил командор, вызывая полковника. Тот посмотрел на Фарбаха, потом что-то еще сказал тактику, и ответил:

— Да, сэр?

— Что у тебя?

— Пока не знаем. Тактики заметили странность: плотность огня почти вдвое меньше стандартной для корабля тэш’ша.

— По результатам не очень заметно…

— Они компенсируют это частотой выстрелов. Работают на пределе, вносят разлад в работу экранов — потому так сильно упала мощность.

— Ясно… — медленно произнес Фарбах, хотя на самом деле особой ясности тут не было. — У тактиков мысли есть?

— Нестандартное вооружение.

— Или новое вооружение, — завершил за него командор. — Про Рилл-саррата я слыхал, что он у «котов» крупный изобретатель, ко всему прочему…

В этот момент сразу три снаряда с интервалом в полсекунды ударили в корпус боевой базы. Первые два превратили в груду лома один из боевых постов и пару проекторов экрана, а вот третий ударил в район ангаров. Выходные створки все равно не было возможности забронировать, как большую часть корпуса, потому основную надежду возлагали на то, что снаряд пролетит насквозь пустой ангар, пробьет вторые створки, и улетит себе куда подальше. Так бы случилось и в этот раз, если бы снаряд не ударил «Гетман Хмельницкий» под небольшим углом. И примерно посредине ангара он врезался, по иронии судьбы, в то самое место, где всего несколько часов назад стояли командор и полковник Джонсон.