Родиться в Вифлееме [СИ]
Шрифт:
Первый «шип» вспорол стену, пересек коридор, врезался в только что восстановившуюся панель. Никто из пилотов не смог бы промахнуться с такого расстояния, в такой ситуации, но техник или забыл, или не знал о «раскачке» рейкера, когда первый «шип» тянет за собой, выталкивает оторвавшийся фронт воздуха в канале между рейками. Потому Везунчик успел поднять «Бурю» и вдавить гашетку, прежде чем сразу три «шипа» ударили ему в грудь.
Время замедлялось, все становилось неспешным, тягучим. Резкие, звенящие хлопки выстрелов «Иволги» превращались в гулкие,
Сверкающий теплым бело-оранжевым светом плазмоид вырвался из реек «Бури» и нырнул в столовую, в то время как «шипы» «Иволги» продолжали разносить в клочья все вокруг двери, механизм замка, осветительные панели над головой, тело заваливающего назад Везунчика. Один из «шипов» пробил его шлем, еще два почти одновременно предплечье и локоть руки, держащей рейкер, с которого один за другим срывались огнистые плазмоиды. Пилот спиной врезался в осыпающиеся декоративные панели, медленно начал сползать по ней, а внутри столовой громыхнуло так, что мигом прочие звуки стали едва различимы.
Вещунья и Жеска упали, перекатились, начали подниматься как раз вовремя, чтобы увидеть, как из двери выплескивает волна кипящего пламени, выкручивая, выворачивая лохмотья металла из изрешеченной выстрелами стены. Волна подхватила тело Везунчика, еще раз швырнула его об противоположную сторону коридора. Эта же волна подхватила «Бурю», раскрутила, повернула, срывая с нее все еще сжимающую рукоять и гашетку обрубок руки Везунчика… но слишком медленно, слишком поздно — и последний плазмоид разбился об настил палубы прямо по центру коридора.
Обзорная пластина шлема помутнела, щадя глаза хозяйки от полыхнувшего в считанных метрах слепяще-белого шара огня. Следующее, что почувствовала девушка — сокрушительный удар, будто в грудь и живот кто-то врезал со всей дури, и следом — мимолетное ощущение полета. Ударная волна швырнула их с Жеской, потащила по содрогающемуся настилу палубы, пока не приложила об стену, да так, что Вещунье почудился хруст ломаемых ребер. Коротко, резко вскрикнула Жеска — и вдруг крик оборвался, точно обрезанный ножом.
Перекатывающееся от стены к стене пламя накрыло их, пронеслось дальше, в контрольный зал. Сьютер выдержал, хоть Вещунья успела испугаться, что огонь вот-вот найдет себе путь — так жарко стало. И тут же поток холода от дремлющего сгустка в груди растекся по телу, заставив на миг задохнуться от боли — только на сей раз не от жара.
Рев пламени, грохочущее эхо взрывов, визг рикошетящего металла стихли. Осветительные панели коридора — те, что уцелели, — мигнули на прощание, угасая. Со стоном Вещунья перевернулась, заставляя себя забыть о боли — и прямо перед собой увидела лежащую Жеску, неподвижным, застывшим взглядом смотрящую куда-то вверх.
Взглядом, из которого ушла даже тень жизни.
— Жеска!
Красный треугольник с белой окантовкой мигал на браслете Жески: три вспышки — пауза — три вспышки, подтверждая смерть хозяйки.
— Нет… — вскочила, вцепившись в «Бурю», словно верное оружие осталось последним свидетельством реальности, последней опорой в сходящем с ума мире, вновь и вновь, как заведенная, спрашивая себя тоже самое, что и над телом Мурены. Как? Как за считанные минуты три ее друга, ее пилоты погибли? Что произошло в столовой? Что случилось с Муреной? Почему…
— Почему, Господи!.. ПОЧЕМУ!!! — рискуя надорвать связки, в отчаянии и ярости закричала она, отступая к выходу в зал.
И «Молох» ответил.
Звуки возникли сразу, повсюду, донеслись до нее не через микрофоны сьютера, а будто возникая сразу в ушах, в голове. Шипение… нет, только вначале оно казалось шипением — быстрый, стремительный шелест тысяч и тысяч жуков, расправляющих крылышки, лавины мелкой пыли, текущей по бесконечной трубе. Гудение — низкое, замершее на грани с инфразвуком, похожее на дрожь туго натянутых толстых тросов на сильном ветру. Два звука, два потока схлестнулись вокруг, заставляя одну часть девушки кричать от блаженства, и в то же время внушая другой части беспросветный ужас, страстное, опаляющее желание сделать что угодно, но избавиться от.
Тихий, призрачный шепот прорезался сквозь торжествующую симфонию шелеста и тремора. Она даже не могла сказать с уверенностью, что действительно слышит что-то: так слабо и тихо оно прозвучало, так быстро возникло и так быстро пропало. Сотни голосов, где-то знакомых, где-то вызывающих лишь тень узнавания, но ей показалось, что среде этих сотен голосов звучал шепот трех самых важных сейчас для нее людей: Жески, Везунчика и Мурены. И все они шептали ей одно:
«Беги».
Черныш, давая выход гневу, с проклятием ударил по штабелю опустевших контейнеров, сложенных у щита по правую руку от прожженного модулем прохода. Связь исчезла — не только с Вещуньей и ее группой, но и с Психом. И вновь — без малейших намеков на неполадки, без причин. Все выглядело так, словно непроницаемая преграда опустилась между ними.
Киборг с беспокойством смотрел вдоль уходящего коридора, освещенного цепочкой выложенных группой Психа осветительных стержней. Услышав сердитый рык Черныша и звук удара, глянул на пилота «Жнеца»: