Родная кровь. Часть 2
Шрифт:
– А ты не хочешь, чтобы он устраивал твою судьбу? – перебил меня темноволосый.
– Нет. Не хочу, – продолжила. – Я могу быть вам полезной. Я долго жила среди орков. Я знаю два языка и могу сама о себе позаботиться. И я не убегу. Мне просто некуда бежать! – И замолчала.
Темноволосый повернулся ко второму мужчине. Тот тоже рассматривал меня и что-то жуя, криво усмехнулся:
– Арленд! Тебе мало проблем? Нам даже негде ее запереть! – второй стремительно отделился от земляной стены и в одно мгновение оказался рядом: – Орочья подстилка! Смотри, в каком хорошем
– Почему сразу орочья?! – я искренне возмутилась. И продолжила, – Лорд Свеярд мной заинтересовался! Я сама не пойму, почему! А теперь – еще и вы меня выкрали!
И вновь молчание стало мне ответом. Я кожей чувствовала – сейчас решается моя судьба. Нужно сказать что-то еще, но что? Я ничего не знаю о цели моего пребывания здесь. Даже и не знаю, где я вообще?
Я оглянулась. Они здесь не просто так сидят, по делу. А по какому? Ловят свенов, прячущихся в лесах? Нет. Почему нет? Да не знаю я! Но эти точно никого не ловят, иначе они бы были в прямом подчинении у таких, как этот Лорд Свеярд. Они явно стоят не на той стороне. Тогда на какой?
Меня схватили за подбородок и развернули к свету. Рассматривали. Решали, что же делать со мной. Сейчас придумают.
Я дернула головой и неожиданно отклонилась. Державший мой подбородок мужик отпустил меня. Не сам, это я так ловко освободилась.
– Я знаю, где находится храмовый комплекс жрецов мертвого бога.
Трое людей переглянулись. Тот, которого звали Арленд, отошел к стене и, повозившись в углу, вытащил рулон кожи. Рядом с тем местом, где я стояла, поставили пенек, раздался треск высекаемой искры, и зажглась еще одна масляная лампа. На пеньке развернули рулон, который при ближайшем рассмотрении оказался затертой, грязной и неточной картой.
Я пригляделась и не сразу, а чуть погодя, нашла что-то знакомое. Написано на венском, но так неразборчиво.
Все молчали. Я наклонилась ближе и увидела реку и город Юрмот. Он был обозначен как Квазирсот.
Ткнула в зарисовку города:
– Это Юрмот, а мы находимся здесь.
Арленд нагнулся к карте и, чуть погодя, поднял взгляд на меня:
– Так. Где храм мертвого бога? Ты знаешь? Укажи место на карте.
Я ткнула в карту пальцем и проговорила:
– Тут. – Посмотрела. Все верно. Еще бы понять, поверят ли мне. И если поверят, то что со мной сделают?
Арленд ушел опять в угол и, порывшись там, вернулся с карандашом. Присел рядом с картой и обвел кружком указанное мной место.
– Может ты и дорогу знаешь в те края?
– Не знаю. Я там не бывала.
– Откуда тогда? – Арленд поднял на меня глаза.
– Я знаю, мне показывали, на карте. Только та карта была подробнее и свежее.
– Чья карта?
– Орочья.
Арленд не отстал от меня. Переглянувшись с молчавшими воинами, он опять прошел в свой угол и принес мне другой кусок кожи. Растянул ее на втором принесенном пеньке и скомандовал:
– Пиши под диктовку, на орочьем: Маэр вишуа дрон те рои мрат. Ташира орхи.
Я нагнула голову и не без труда, но написала карандашом нужный текст на коже. Вышло криво, но вполне читаемо, если по написанному не проводить рукой: карандаш
Арленд вгляделся в мои каракули, не глядя мне в глаза, приказал:
– Переведи!
– Род Вишуа правит племенами серых орков. Так будет всегда!
И внезапно, прежде всего для меня самой, раздался магический треск. Я дернулась, а Арленд стукнул ладонью по написанному мной тексту. Когда убрал ладонь, надпись карандашом исчезла.
Я очумелым взглядом уставилась на рулон кожи. Такая же грязная и потертая, как и карта. Похоже – это магический свиток. О таких мне Ульриха рассказывала.
Меня оставили в отряде. Даже выделили спальное место, отделенное от всех стеганым рваным одеялом в углу еще одной выкопанной в мерзлой земле ямы. Кинули на холодную землю копну мокрого сена и дали тряпку, чтобы укрыться. Рядом находился воин из тех четверых, что привезли меня в этот лагерь. Как его зовут, я не знаю, он мне не представлялся. Он не спал. Трижды за ночь я проверяла: как только суну нос в общее помещение, так натыкаюсь на его мрачный взгляд.
Насущные потребности организма. Как же я страдала! Ни умыться, ни уединиться! Занавесь из одеяла не в счет. Мне не давали выйти на воздух!
Я промучилась день и всю ночь. Под разноголосый храп и сопение уснуть тяжело! Вонь, глаза режет от чадящих свечей, и очень хочется прогуляться!
Я три раза объясняла своему сторожу, куда же мне так надо! Бесполезно. Только хмуро меня осматривает и мотает головой. Может, немой? Но – точно слышит, а значит должен понять и выпустить! Нет, и все! Я решила пройти мимо него несмотря на его запрет! Дошла до лаза наверх и… пошла обратно. Пока шла, поддерживаемая для надежности за космы, перебудила всех в землянке: кого ногами затоптала, кого криком побудила.
– Нет! Выпусти меня на воздух! О-у-у-у! Больно же!
Копну моих волос сторож отпустил, только усадив меня на сено. И даже открыл рот, произнеся:
– Сиди тихо до рассвета.
Я досидела. Была мысль нагадить им прямо тут, но мешала совесть. Неприятная вещь! А еще пришла здравая мысль, что лучше потерпеть, а то еще неизвестно, сколько мне предстоит просидеть в этом углу. Заставят убирать за собой или еще оставят сохнуть! Скоты!
Кстати, в яме воняло похожим. У меня от этой вони кружилась голова.
Я как-то незаметно уснула. Разбудил меня мой сторож. В темноте сунул мне ведро прямо в руки.
Проблема решилась.
Но, просидев в землянке трое суток, не вылезая на свет, я так озверела, что готова была кусаться. Меня не выпускали. Стерегли. Сторожа менялись. Совсем не спали. Только забирали ведро и давали поесть. Кошмар!
Меня выпустили на воздух только спустя три дня. Ночью. В сильную метель. Я глотнула ртом морозного воздуха и закашлялась, из глаз брызнули слезы. Провела рукой по лицу – жирная маска, тронула голову – грязный свалявшийся колтун. Нагнулась и, схватив в ладони горсть снега, начала оттирать копоть. И усиленно задышала. Чистый воздух! Из темного неба на белую землю падал снег. Белые крупные хлопья. Оглянулась. Все на меня смотрят.