Родная кровь
Шрифт:
Потом жалел, конечно. Очень сильно жалел. Не о содеянном, а о том, что убил бандита так глупо, прилюдно. Нет чтобы выждать, подстеречь где-нибудь в укромном уголке и шлепнуть без всякой бравады. Дурацкий поступок. Покойный лейтенант, может, и порадовался у себя на небесах, но его начальнику пришлось отвечать здесь, на земле, где действуют законы не божеские, а человеческие, в кодексе уголовном прописанные.
И было следствие, с его СИЗО. И был суд. И этап. И зона. Все было. О таком не расскажешь, хотя оно всегда с тобой, в нервных окончаниях, в душе, в печенке.
Если что и вынес Неделин из своей тюремной одиссеи, так это уверенность в том, что сломать любого можно, если не просто надавить как следует, а додавить до нужного предела. Он у всех разный. Вот у Егора Неделина запас прочности оказался больше, чем желание мучителей поставить его на колени. А другие сдавались – кто с боем, кто без. Часто это были большие, красивые, сильные с виду мужики, такие как Антон. Сначала держались, храбрились, хорохорились, а потом все, ломались. Кто обстирывал паханов, кто возле столовой шакалил, кто стучал начальству, а кто и чего хуже. Не хотелось вспоминать про это. И представлять себе сына за колючей проволокой тоже не хотелось. Что-то подсказывало Неделину: не из того теста сын слеплен, чтобы зачерстветь и не поддаться. Жесткая корка имеется, а внутри мякиш сплошной. Оно и понятно, без отца самые главные мальчишеские и юношеские годы прошли. Сидел тогда Неделин. А сын сидеть не будет. Ни за что.
Сложив вещи, зашел Неделин в кухню, где Лада и Катя сели ужинать. Без него. Его как бы уже не существовало. Третий лишний.
– Дамы, я уезжаю, – сказал он, не присаживаясь. – Когда вернусь, не знаю. Деньги у вас есть. Билеты, путевки тоже. Если быстро обернусь, куплю другой билет и прилечу.
– Не утруждай себя, – сказала Лада, кусая коврижку и стряхивая крошки с пальцев.
Катя посмотрела на отчима виновато, а на мать – опасливо. Ни словечка не сказала. Набрала в рот чаю и уставилась в стол.
– Ты же знаешь, Лада, – сказал Неделин, – я не развлекаться еду.
– Нам все равно, куда ты едешь. Скатертью дорога. Да, Кать?
Катя не то чтобы кивнула, но слегка дернула головой. И для матери постаралась, и для Неделина. Предпочла сохранять нейтралитет. То есть и нашим и вашим. Или ни нашим ни вашим.
– Я позвоню, – сказал Неделин, давая Ладе возможность пойти на компромисс, не потеряв лица.
Она этим не воспользовалась.
– Не надо, – бросила, жуя.
– Не буду, – согласился Неделин и вышел.
– Можешь вообще не возвращаться! – крикнула Лада ему в спину.
С надрывом. Похоже, начало доходить, что она перегнула палку. Но Неделину было уже все равно. Как получилось, так получилось. Там видно будет.
Подхватив сумку, он вышел из квартиры, которую так и не научился считать своей. И хорошо, что не научился.
Дверью не хлопнул, прикрыл расчетливым движением. И был таков.
3
Попутчики Неделину попались спокойные, тихие, трезвые, на две трети женского пола. Попил
– Город вообще-то хороший, – сказала слегка увядшая женщина в ореоле пламенно-рыжих волос. – Но вообще-то к нам редко ездят.
– Почему? – вежливо удивился Неделин.
– Незачем, – охотно пояснила подруга рыжей, еще вполне молодая, но с седой шевелюрой, оформленной в виде классической бухгалтерской стрижки. – Хотя Латунск город замечательный, тихий, спокойный.
– Когда не стреляют, – уточнил собрат Неделина по гендерным признакам, все лицо которого, казалось, состояло из очков, носа и клочковатой седой щетины.
– А что, часто стреляют? – оживился Неделин.
– Вообще-то, нет, – ответила огненная дама. – Но регулярно.
Словечко «вообще-то» было ее фирменным знаком, как и привычка выразительно двигать нарисованными бровями фиолетового цвета. Ее кофта, разумеется, была леопардовой.
– Сегодня настоящий бой был в окрестностях, – сообщил очкастый. – Мне дочь звонила, она в обладминистрации работает. Взорвали три грузовика и народу страшное дело сколько положили.
– Вы говорили, два, – вставила женщина, похожая на бухгалтера, но одетая, как спортсменка, приготовившаяся не ко сну на полке пассажирского купе, а к пробежке.
– Дочь перезвонила, уточнила. Разведенная. – Очкастый значительно посмотрел на Неделина. – Всю себя работе посвятила.
– Значит, сведения достоверные? – обрадовалась рыжая. – А то я думала, выдумки все.
– Моя дочь никогда не врет. Не приучена. Три раза уже звонила. В городе введен план «Перехват».
«Сколько их было на моей памяти… – подумал Неделин. – И кого хоть раз перехватили?»
– Это было разбойное нападение? – спросил он. – Хотя бы одного преступника задержали?
– Какое там! – Очкастый махнул рукой, давая понять, что нельзя ожидать от полицейских такой прыти. – Бандитов около полусотни задействовано. – Он доверительно наклонился через столик, заваленный всевозможной снедью. – Есть основания считать, что орудовали террористы. Оттуда. – Последовал кивок на непроницаемо-черное окно, за которым с одинаковым успехом могла находиться любая сторона света. – Вооруженные до зубов, сплоченные, опытные.
– Зачем же им было дальнобойщиков убивать? – удивилась спортивная бухгалтерша. – А вы понимаете?
– Нет, – честно признались обе женщины.
– Страху нагнать, – пояснил рассказчик с выражением неохотной снисходительности на небритой физиономии. – Мол, будем делать, что хотим, и никто нас не остановит. Возьмем, и войну начнем. Или область захватим.
Неделин несколько раз попытался вернуть очкастого к реальности, но того заносило все сильнее. Подробности нападения были ему неизвестны, а его домыслы и фантазии были безразличны Неделину. Единственная ст'oящая информация, которую удалось вытянуть из этого болтуна, состояла в том, что он знал, кому поручили расследовать нападение на дороге. Выяснив это, Неделин потерял к беседе всякий интерес и полез на верхнюю полку.