Родная
Шрифт:
***
Прошло несколько дней. Наташа сидела в своей комнате, пытаясь навести порядок в своих мыслях и чувствах. Сегодня она слышала, как Ишмак сказал Жене:
— Я, наверное, завтра ухожу. Загостился уже, хватит.
Что ему ответил брат, она не расслышала, но эти слова заставили её задуматься. Ей почему-то очень не хотелось, чтобы Ишмак уходил. Почему — она не знала. В поисках ответов, она случайно открыла свой дневник. Сначала
Но как же…? Почему она его любит? И что дальше? Удивлённая, испуганная, растерянная, Наташа не могла уснуть, и до утра ходила по комнате. Разве он полюбит её — такую маленькую и странную? Разве это возможно? Ведь он такой взрослый, и умный, и добрый, и… Она могла продолжать и продолжать. Но разве это имело значение? Он никогда не полюбит её, хотя и был с ней так добр тогда, в детстве…
Когда рассвело, Наташа вышла из дома и направилась через луг к пруду посреди деревни. На траве ещё лежала роса, искрясь под лучами просыпающегося солнца. Она села на старенький скрипящий деревянный мостик, местами покрытый засохшей тиной, и задумалась.
***
Ишмак встал рано и начал собираться домой. За эти дни он присмотрелся к Наташе, и последние его надежды развеялись. Она очень изменилась. И эта новая Наташа, которую он всё равно любил, была всё же чужой ему. Она лёгкая, весёлая, быстрая, у неё столько друзей и поклонников. А кто он? Мрачный, грустный, усталый, с неизбывной мечтой о семье и своём доме. Нет, надо уходить. Он только теперь понял, насколько несбыточна была его мечта, и какие смешные он лелеял надежды. Он уйдёт, и больше не вернётся. Никогда! Боли не было — только тихая грусть. Разве он мог надеяться на чудо — ответную любовь? Они слишком разные. Им никогда не быть вместе.
Ишмак вышел из дома. Было ещё довольно холодно. Рассветное солнце позолотой покрывало небо. Может быть, уйти сейчас? Нет,
— Можно, Наташа? — девушка вздрогнула. Видимо, он отвлёк её от каких-то своих мыслей.
— Конечно, садитесь, — немного помедлив, ответила она и подвинулась.
Они сидели молча. Ишмак смотрел на неё и не мог наглядеться, а Наташин взгляд был устремлён на поверхность пруда. Потом она спросила:
— Вы сегодня уезжаете?
— Да, — ответил Ишмак. Опять повисло молчание.
Он рассматривал её, надеясь запечатлеть её образ в памяти — такой лёгкий и прекрасный, думал, что любит её, и каким-то образом его мысли сплелись в слова:
— Наташа, я тебя люблю, — он в испуге зажал рот руками, но слова были уже сказаны. Ишмаку стало вдруг легко и спокойно. Ну вот и всё. Вот и конец его мечтаний. Сейчас все его надежды разобьются.
А она посмотрела на него и совсем не таким голосом, как он ожидал, спросила:
— Это правда? Вы не шутите? — Ишмак увидел, что Наташа вся дрожит.
— Конечно, правда.
Они смотрели друг на друга. Наташе казалось, что это сон. Как такое могло случиться? Он говорит, что любит её, говорит, что это правда. Что она может ответить? Только правду.
— Я тоже люблю вас… тебя.
Ишмаку показалось, что он ослышался. Но нет. Это было правдой. Она сказала ЭТО. И тут словно что-то прорвало плотину. Ему стало вдруг легко и свободно.
— Я любил тебя с того дня, как увидел тебя, только понял это гораздо позже.
— Я тоже любила тебя, только сама не догадывалась об этом, пока ты не сказал Жене, что сегодня уходишь. Я не спала всю ночь, я боялась, что ты уйдёшь и не вернёшься.
Ишмак был рад, нет, даже счастлив. Наташа вдруг замолчала, и он увидел, что она плачет. Он молча прижал её к себе. Так они и сидели, пока не услышали Женин голос, звавший их. Тогда они встали, взялись за руки, и пошли навстречу новой жизни.