Родненькие мои
Шрифт:
расплескала вновь по лицу.
Поздравленье-78
я несу моему отцу…
Осмыслит? Поймёт? Догадается ль город,
что эти седые нестарые люди –
выпускники сорок первого года,
и надо застыть пионеру в салюте,
и
и сжаться сердцам безотчётно и остро…
И первая средняя будет гордиться,
и будет скорбеть просветлённо и просто.
Гляди не гляди, только всё – выпускницы…
Зарницею в памяти: облачной ранью –
веснушки, чубы и безусые лица –
мальчишки печатают шаг над Яранью.
…А девочки-бабушки помнят доныне
чернявых и русых, неловких и бойких,
и вновь поимённо заплачут над ними:
был первый их бой не последний ли бой их?!
Простят им обман: обещать – не приехать,
и эту измену – Святую вовеки…
Старухи девчонкам откликнутся эхом
из восьмидесятых двадцатого века.
И будут, живые, судить про живое –
о ценах, о грядках, о внуках и детях,
ремонтах, тревогах, здоровье, покое,
о клумбах под окнами и – о планете…
И бал выпускной через десятилетья
свершится в июньский безоблачный вечер.
Оно дотанцует свой вальс – поколенье,
чья юность эпоху взвалила на плечи…
Мной впитано в кровь, мной впитано в кровь –
беги не беги, беги не беги:
мой папа погиб, мой папа герой,
мой
Чту память его, не помня совсем,
и с детства отцом другого зову.
Но кажется мне тем самым он, тем –
пришедшим с войны домой наяву.
Мне книжки читал, катал на плечах,
игрушки чинил, хвалил и ругал,
точил мне коньки, заваривал чай
и брал в сенокос с собой на луга.
Учил различать дела и слова,
стремиться в полёт и помнить про дом…
Он столько тепла души отдавал,
как будто, живой, платил долгий долг.
Нельзя вас считать на первый-второй.
Нас крепко сроднил свинцовый венец.
Такой же солдат, такой же герой –
мне отчим отец, мой отчий отец.
«Год рождения – сорок первый», –
пишем мы на бланках анкет.
И на миг сжимаются нервы,
на мгновение гаснет свет.
Так уж выпало – зародиться
на границе мира – войны.
Нам не помнится, только снится
шелест той Большой Тишины.
Будто въявь видим мы ночами,
как черёмуховой весной
наши мамы мужей встречали:
«Он под сердцем стукнул, родной».
Их в немом восторге кружили
молодые богатыри…
Были живы (как просто – живы!),
жадно ждали наш первый крик.
А явились мы в мир – не в мире.
Конец ознакомительного фрагмента.