Родни Стоун (др. изд.)
Шрифт:
– А я вас поджидал, чтобы вам зря не плутать, сэр Чарльз, - сказал он. Отсюда - по Гринстедской дороге, а там взять полмили влево.
– Прекрасно, - сказал дядя и повернул гнедых.
– Ваш боец еще не явился, - заметил Мендоса; в его тоне и в выражении лица сквозило подозрение.
– А тебе какое дело, черт подери?
– со злостью крикнул Белчер.
– Нам всем есть дело, потому что ходят разные слухи!
– Так держи их про себя, не то пожалеешь, что слушал!
– Ладно, ладно, Джем. Ты, видно, нынче плохо позавтракал.
– А остальные уже
– небрежно спросил дядя.
– Нет еще, сэр Чарльз. Но Том Оуэн с канатами и кольями уже там. Только что проехали Джексон и почти все, кто будет охранять порядок.
– У нас в запасе еще час, - заметил дядя, когда мы покатили дальше.
– А те, возможно, опоздают, ведь им ехать от Рейгета.
– Вы держитесь молодцом, Треджеллис, - сказал Крейвен.
– Нам надо храбриться и не подавать виду до последней минуты.
– Ну, конечно, сэр!
– воскликнул Белчер.
– Уж будьте уверены, раз ставки на Джима так подскочили, это неспроста - кто-то что-то проведал. Надо держаться изо всех сил, сэр, а там видно будет.
Задолго до того, как мы увидели собравшуюся толпу, до нас уже доносился гул, похожий на рокот прибоя, - и вот наконец мы въехали на вершину холма, и взорам открылся гигантский людской водоворот, где все устремлялось к небольшой воронке посередине. А вересковые просторы вокруг были усеяны тысячами экипажей и лошадей, и всюду на косогорах пестрели раскинутые на скорую руку навесы и палатки. Для ринга была выбрана широкая котловина: расположившись по склонам этого прекрасного амфитеатра, добрых тридцать тысяч зрителей могли хорошо видеть то, что происходило внутри. Когда мы подъехали, среди тех. кто сидел с краю, раздалось "ура", перекинулось дальше, дальше, и наконец все это множество народу разразилось приветственными криками. А через минуту возгласы раздались снова - с другого края амфитеатра, по ту сторону арены, - все лица, обращенные к нам, отвернулись, и в мгновение ока раскинувшееся перед нами людское море из светлого стало темным.
– Это они. Не опоздали, - в один голос сказали дядя и Крейвен.
Стоя в коляске, мы увидели приближавшуюся по холмам кавалькаду. Впереди, в огромном желтом ландо, ехали сэр Лотиан Хьюм, Краб Уилсон и его тренер капитан Баркли. На шляпах форейторов развевались желтые ленты - цвет Уилсона, в желтом ему предстояло выйти на ринг. За ними гарцевала добрая сотня разных знатных господ из западных графств, а дальше, насколько хватал глаз, тянулся по Гринстедской дороге поток всевозможных карет, колясок и легких двуколок. Огромное ландо, раскачиваясь и подпрыгивая на кочках, направлялось в нашу сторону, и наконец сэр Лотиан заметил нас и крикнул форейторам, чтобы придержали лошадей.
– Доброе утро, сэр Чарльз, - сказал он и легко соскочил наземь.
– Я так и думал, что это ваша красивая коляска. Отличное утро для боя.
Дядя молча и сухо поклонился.
– Раз мы уже здесь, я думаю, можно и начинать, - продолжал сэр Лотиан, словно не замечая его холодности.
– Мы начнем в десять и ни минутой раньше.
– Прекрасно, как вам угодно. А кстати, сэр Чарльз, где ваш боец?
– Я хотел бы спросить
– Где мой боец?
На лице сэра Лотиана выразилось изумление, если и не искреннее, то мастерски разыгранное.
– Почему вы задаете мне столь странный вопрос?
– Потому что я хотел бы получить на него ответ.
– Что я могу ответить? Меня это не касается.
– А у меня есть основания полагать, что вы тем не менее имеете к этому касательство.
– Если вы соблаговолите выразиться хоть немного яснее, я, быть может, и пойму, что вы желаете этим сказать.
Оба были очень бледны, держались холодно и учтиво и не возвышали голоса, но взгляды их скрестились, точно разящие клинки. Я вспомнил, что сэр Лотиан славится как непобедимый беспощадный дуэлянт, и мне стало страшно за дядю.
– Так вот, сэр, если вы полагаете, будто я дал вам повод для недовольства, вы меня крайне обяжете, высказавшись яснее.
– Извольте, - сказал дядя.
– Некие злоумышленники сговорились искалечить или похитить моего бойца, и у меня есть все основания полагать, что вам об этом известно.
Мрачное лицо сэра Лотиана исказила злобная усмешка.
– Понимаю, - сказал он.
– Во время тренировки ваш ставленник не оправдал надежд, и вам теперь приходится выдумывать какие-то отговорки. Но, мне кажется, вы могли бы сочинить что-нибудь более правдоподобное и чреватое не столь серьезными последствиями.
– Сэр, - сказал дядя с внезапно прорвавшимся бешенством, - вы лжете, но только вам одному известно, какую отъявленную ложь вы мне преподносите!
Впалые щеки сэра Лотиана побелели от ярости, глубоко посаженные глаза вспыхнули свирепым огнем, точно у пса, бешено рвущегося с цепи. Но он совладал с собой и вновь стал прежним, невозмутимо спокойным и самоуверенным джентльменом.
– Нам с вами не подобает браниться, как мужичью на ярмарке, - сказал он. Мы можем объясниться и после.
– Обещаю вам это, - зловеще произнес дядя.
– А пока напомню вам условия нашего пари. Если через двадцать пять минут вы не представите своего бойца, я выиграл.
– Через двадцать восемь, - поправил его дядя, взглянув на часы.
– Вот тогда вы можете говорить о выигрыше, и ни секундой раньше.
Он был великолепен, он держался так уверенно, словно располагал неограниченными возможностями, и, глядя на него, я почти забыл, что на самом деле положение наше отчаянное. Тем временем Беркли Крейвен обменялся несколькими словами с сэром Лотианом и вновь подошел к нам.
– Меня просили быть единственным судьей состязания, - сказал он. Отвечает ли это вашим желаниям, сэр Чарльз?
– Буду вам весьма обязан, если вы возьмете это на себя, Крейвен.
– И предлагают, чтобы за временем следил Джексон.
– Превосходно. На том и порешим.
Между тем подъехали последние экипажи, всех лошадей привязали к вбитым в землю кольям. На поросших травою склонах люди садились сперва поодиночке, потом все тесней и, наконец, слились в сплошную массу с одной могучей глоткой, которая уже начинала громко выражать свое нетерпение.