Родник счастья
Шрифт:
— А чем она тебе не нравится?
— Ты что, в самом деле не понимаешь?
Никки ошеломила враждебность в его глазах.
— Н-нет…
— А тебе не случалось видеть, что бывает с животным, которое сдуру налетит на эту проволоку? Колючки врезаются в тело, как маленькие ножи. Это особенно опасно для лошадей. Даже если успеешь вовремя зашить рану, все равно обычно туда попадает инфекция, и конь погибает. Сколько отличных лошадей мне пришлось пристрелить из-за того, что они порезались проволокой! У коров шкура толще, но это их не спасает.
Никки судорожно сглотнула — она была
Леви яростно дернул выпрямитель. В его голосе звучала горечь:
— Диким животным приходится еще хуже. Олени обычно перепрыгивают через изгородь, но иногда они запутываются задними ногами в верхних проволоках. Те, кому повезет, становятся добычей койотов. Остальные умирают голодной смертью. В любом случае не очень приятный конец.
Никки никогда раньше не сталкивалась с колючей проволокой — они первыми взялись строить изгородь в этих местах. Теперь перед ней как наяву встала картина, нарисованная Леви.
— Господи, я никогда в жизни…
Услышав ее потрясенный голос, Леви тут же пришел в себя. Он только теперь вспомнил, как она молода и как чувствительны женщины.
— Извини, — пробормотал он. — Не надо было говорить тебе об этом.
Никки пнула сапогом моток проволоки.
— Неудивительно, что ты ненавидишь эту дрянь. Это в самом деле кошмар.
Леви стало ужасно стыдно. В конце концов, она-то ни в чем не виновата.
— Слушай, я просто в дурном настроении. Мне не следовало так говорить с тобой. Ты права, без изгороди не обойдешься. Так что давай-ка забудем все, что я тут наговорил, и возьмемся за дело.
— Но разве нельзя что-нибудь придумать? Чтобы это было не так опасно для животных!
Леви невольно улыбнулся горячности Никки.
— Изгородь ставят для того, чтобы не пускать животных. Если проволока надежная, значит, она сделала свое дело.
— Да, но бедные олени…
— Бедные олени могут потравить поля ничуть не хуже коров Германа Лоувелла, — прервал ее Леви. — И потом, — добавил он, показав ей небольшие шипы, вплетенные между двумя проволоками, — эта штука не такая уж опасная. Я видывал похуже.
Но Никки все никак не могла успокоиться.
— А все-таки, я думаю, надо что-то сделать.
— Ну, наверно, можно каждый день объезжать изгороди и проверять… — Леви замолчал на полуслове, вглядываясь в прерию. — Так-так, — тихо сказал он. — Никки, будь добр, притащи-ка из повозки мою винтовку. Похоже, к нам гости.
К тому времени как Никки вернулась с винтовкой, Леви снова взялся за дело и теперь не спеша приколачивал проволоку к столбу. Никки прищурилась, вглядываясь во всадников, приближавшихся с запада.
— Думаешь, будут неприятности?
— Наверно, нет, но подготовиться никогда не помешает. — Леви взял выпрямитель и еще раз взглянул на всадников. — Я почти уверен, что один из них — женщина.
— Женщина? Вот странно… Кто бы это мог быть?
— Скоро узнаем, — Леви крякнул, натягивая проволоку. — А ты так и будешь глазеть целый день или все-таки поможешь мне делать изгородь?
Когда минут через пять хорошенькая шатенка со своим спутником подъехали к изгороди, Леви с Никки уже перешли к третьему столбу и как раз приколачивали первый ряд проволоки.
— Здрасте! —
— А что это вы здесь делаете? — поинтересовалась женщина.
— Хм, по-моему, это и так видно, — ответил Леви. — Делаем изгородь.
— Да вижу, олух! Только почему вы строите ее на земле моего отца?
— Оглядись-ка, Аманда Лоувелл! — вмешалась Никки. — Это земля моего отца, а не ваша.
Удивленная Аманда перевела взгляд на второго работника, и, когда она узнала Никки, глаза у нее полезли на лоб.
— Великий Боже! Николь, это ты?
— Ну да, Мэнди, конечно, я! — не слишком любезно ответила Никки, глядя на свою собеседницу.
— Называй меня лучше Амандой, — поморщилась шатенка. — Мэнди звучит так грубо!
— Тогда называй меня Никки!
Никки оценивающе разглядывала собеседницу. За эти три года, что они не виделись, ее подруга детства сильно изменилась. Куда девалась тощая долговязая девчонка? Теперь это была утонченная юная красавица. Аманда, похоже, подросла на несколько дюймов — а может, и нет, трудно было это определить: Аманда восседала на славной вороной кобылке; но изменилась она не только в этом. На блестящих кудряшках кокетливо сидела модная шляпка, которая очень шла к ее синей бархатной амазонке. При виде этой шляпки Никки почувствовала даже что-то вроде зависти: уж очень изящно держалась она на прическе Аманды. Даже голос у нее переменился: она теперь по-южному растягивала слова, а у них на Западе говорят отрывисто — в детстве и Аманда говорила так же. Только лазоревые глаза Аманды, которые всегда напоминали Никки летнее небо, остались прежними.
Сейчас эти глаза смотрели на нее с нескрываемым любопытством.
— Я не думала встретить тебя здесь, — сказала Аманда.
— Почему же? Я здесь живу.
— Я думала, вы с отцом уехали отсюда после того, как твоя мать… — Аманда неловко поерзала в седле. — Ну, короче, ты понимаешь, о чем я.
Глаза у Никки потемнели.
— Это наш дом, и ничто не заставит нас уехать отсюда. Чендлеры не из тех, кто способен удрать от публичного позора. А кстати, ты ведь вроде собиралась жить у тетушки в Алабаме.
— В Джорджии. Тетя Шарлотта скончалась два месяца тому назад, и я вернулась домой. Мы только вчера приехали. — Щеки Аманды залила краска, она встряхнула головой. — Вот увидишь, Никки, я переросла заблуждения своей юности. Прошлое осталось позади, и, что до меня, я намерена забыть его.
Никки пожала плечами.
— Должно быть, мы обе немного повзрослели. Что до меня, я никогда не любила поминать старое.
Рядом скрипнуло седло, и это напомнило Аманде о ее спутнике.
— Чарльз, — обратилась она к нему с сияющей улыбкой, — разрешите вам представить — это Николь… Никки Чендлер. Мы вместе играли в детстве. — Она произнесла это таким тоном, словно это было сто лет тому назад и не доставляло ей особой радости. — А это Чарльз Лафтон, племянник лорда Эйвери, — гордо продолжала она, снова повернувшись к Никки. — Когда лорд Эйвери узнал, что я застряла в Атланте, он послал Чарльзу телеграмму и попросил его проводить меня домой — он все равно собирался посетить эти места.