Родники мужества
Шрифт:
Да, многое довелось пережить нам в первые месяцы войны. И все же то, во что мы верили, пришло. А сейчас, спустя два года войны... Сейчас мы научились не только обороняться, но и наступать. Наступать решительно, дерзко, с размахом. Научились прорывать глубоко эшелонированную оборону врага, окружать, расчленять и уничтожать его крупные группировки войск.
Да, теперь нам, конечно, легче...
Мы допили чай. И Михаил Михайлович сразу же направил меня в штаб армии.
— Берите мою машину, — предложил он, — порученец доставит вас до места. Дорога не такая уж и дальняя.
Я поблагодарил Пронина за заботу
* * *
«Виллис» начальника политуправления фронта и впрямь довольно быстро доставил меня в соседнее село. Остановились мы у хаты, удивительно схожей с той, какую занимал генерал-лейтенант Пронин.
Генерал-майор А. Я. Сергеев, начальник политотдела 2-й гвардейской армии, принял меня сразу. Несмотря на довольно поздний час, он еще трудился над документами. Кстати сказать, в работе он вообще был неутомимым. Сколько бы я потом ни встречался с начпоармом, он всегда был занят каким-нибудь делом. Казалось, он никогда, не отдыхал, не позволял себе расслабиться ни на минуту. Деловая сосредоточенность и спокойная уверенность — вот как бы определил я то первое впечатление, которое произвел на меня генерал Сергеев.
Светловолосый, худощавый, невысокого роста, он так же, как и Пронин, встал из-за стола, тепло поздоровался со мной. Оказывается, начпоарм уже знал о моем прибытии. Звонили из штаба фронта. [14]
Итак, встретил меня генерал-майор Сергеев благожелательно. Но с той заметной сдержанностью занятого человека, который знает цену времени, привык уважать как свой труд, так и труд других людей. Коротким движением руки указал на табурет, приглашая сесть. Отодвинув в сторону бумаги, тоже присел, спросил:
— Значит, вы только что от Пронина?
— Так точно, товарищ генерал.
— Хорошо. Это облегчает мою задачу. В курс дела вы, выходит, уже введены. Михаил Михайлович умеет делать это. А теперь я коротко, в основных чертах, ознакомлю вас лишь с обстановкой в армии...
Свои мысли Сергеев излагал сжато, стремясь придать каждой фразе предельную выразительность и законченность. Он не произносил внешне красивых слов. Но оттого, что речь его отличалась внутренней стройностью, слушать ее доставляло большое удовольствие.
И еще я подметил одну деталь — умение начпоарма вкладывать в короткую фразу предельно возможный смысл. Он избегал вводных слов, длинных отступлений. Говорил лишь по существу, как бы спрессовывая мысли, раскладывая их перед собеседником в строгой логической последовательности.
С разного рода политработниками сводила меня долгая воинская служба. И каждый из них имел свою манеру говорить с людьми. Один предпочитал в своих речах витиеватость, ради которой порой забирался в такие словесные дебри, что под конец и не помнил, с чего же он начинал свою речь, о чем хотел сказать собеседнику. Слушать такого оратора хорошо лишь поначалу: подкупает внешняя оригинальность суждений, их нешаблонность. Но потом вдруг, обнаруживаешь, что за этой-то красивой вязью слов пустота. Мысль на определенном этапе как бы застывает, рвется или на худой конец еле пульсирует, не вызывая уже у слушателей первоначального интереса.
Другой вроде бы и говорит по делу, но как-то несобранно. То коснется одного вопроса, то перебросится на другой, стараясь хотя бы этим разнообразием увлечь аудиторию. В результате же коэффициент подобной
Третий изъясняется нудным, монотонным языком. «Чего краснобайствовать? — рассуждает он. — Мы же не артисты. [15] Главное — правильно сказать, чтобы люди поняли тебя. Остальное — второстепенное».
Генерал Сергеев в этом отношении выгодно отличался. Чуть позже я открыл в нем немало других ценных качеств. Но это, повторяю, позже. А в тот вечер он закончил беседу следующими словами:
— В корпус поедем утром, вместе. Провожу вас, представлю работникам политотдела. Познакомлю и с командиром генералом Миссаном. А пока — на ночлег. Место вам уже приготовлено...
На рассвете мы прибыли в штаб корпуса. Несмотря на ранний час, все отделы и службы здесь были заняты работой. На месте находился и комкор. Сергеев провел меня к нему, представил. Я доложил о своем прибытии.
— Добре, — кивнул головой генерал Миссан, — Подоспели ко времени. Дела вас уже ждут.
* * *
Что за дела, выяснилось двумя часами позже, когда Сергеев оставил нас с Миссаном одних.
— Так с чего же мы с вами начнем? — спросил Иван Ильич, пытливо глядя на меня.
Этот его взгляд говорил о многом. Командиру корпуса, естественно, хотелось как можно скорее узнать, что же за человек прибыл к нему в политотдел, достаточно ли он компетентен, способен ли наладить правильные взаимоотношения с людьми, быть ему надежным помощником во всех начинаниях.
Я, в свою очередь, тоже присматривался к генералу, стараясь угадать его характер, вообще отношение к самой партийно-политической работе. Ведь что греха таить, в сложной и довольно напряженной фронтовой обстановке встречались и такие командиры, которые всю политработу старались свести к одному призыву: «Вперед, на врага!» Понять их в общем-то было нетрудно. Время, казалось бы, тоже было суровым. Люди неделями, а то и месяцами не выходили из боев. Тут уж, как говорится, не до словесных упражнений. Главное — бить врага.
Под влиянием всего этого некоторые политработники теряли свое лицо, мирились с обстановкой, в которую попадали. И постепенно всю многогранность партийно-политической работы подменяли одной формой — личной примерностью в бою. [16]
Разумеется, такое положение дел было далеко не везде. Даже в тяжелейших условиях первоначального периода войны партийно-политическая работа в частях и подразделениях не затухала ни на час. В короткие промежутки между боями политработники и партийные активисты успевали провести и беседу, и собрание, и митинг, зачитать бойцам обращение к ним того или иного трудового коллектива, вручить приветственные письма, посылки...
Генерал-лейтенант И. И. Миссан словно бы догадался, о чем я думаю. Улыбнувшись, сказал:
— Что ж, начнем с предварительной беседы, сразу кое-что уточним, благо что время у нас на это есть. Первое. Мой взгляд на роль политработника, на выполнение им своих служебных обязанностей. Я сам коммунист, знаю, сколь велико значение идейной закалки бойца. И буду очень признателен вам, Иван Семенович, если вы и аппарат подчиненного вам политотдела, весь партийно-комсомольский актив корпуса сумеете привить каждому бойцу высокий наступательный порыв. Тут можете полностью рассчитывать как на мою поддержку, так и на помощь всего штаба.