Родной ребенок. Такие разные братья
Шрифт:
— Сейчас, сейчас, дорогая, я тебе помогу, — заторопилась Нирмала, подхватывая женщину и переворачивая ее на спину.
Ей удалось это не сразу, потому что неизвестная гостья оказалась на удивление тяжелой… Впрочем, как только Нирмала вытащила ее из лодки и положила на песок, она поняла, в чем дело, и покачала головой: женщине с таким животом не стоило пускаться в путешествие по реке, да еще одной. Детей лучше ожидать дома, в тишине и уюте.
Не придумав ничего лучшего, она намочила край сари и приложила мокрую ткань к горячему лбу беременной. Веки у той дрогнули, и через несколько мгновений она открыла
— Кто вы? — спросила женщина, с трудом разлепив губы.
— Не бойся, я друг, — почему-то ответила Нирмала, каким-то странным образом почувствовав, что ее гостья сильно напугана и не ожидает ничего хорошего. — Я сейчас перетащу тебя в дом.
Она поднялась и обошла вокруг незнакомки, гадая, как бы ей это сделать, не слишком беспокоя измученную женщину, но та вдруг со стоном сделала отчаянную попытку сесть. Не сразу, но ей это удалось, и, вдохновленная первым успехом, она понемногу встала на ноги. Нирмала подхватила ее и осторожно повела к дому.
Каждый шаг давался женщине с трудом, она медленно передвигала ноги, издавая жалобные стоны.
— Тебе больно ступать? — спросила Нирмала.
— Мне кажется, начинаются роды, — болезненно морщась, ответила та.
Нирмала испуганно вздрогнула, но сразу же произнесла самым спокойным тоном, на какой только была способна в этот момент:
— Вот и отлично, милая. Сейчас уложу тебя на чарпаи, и ты сразу же можешь начинать.
— А доктор? — пролепетала женщина, еще крепче сжимая ее руку.
— Доктор? Да ты что, городская? Какой тут доктор — до него на машине час ехать. И зачем тебе он — я знаешь какая мастерица роды принимать! У-у, повезло тебе, что ко мне попала.
Нирмала не то чтобы совсем уж врала. Когда-то, лет десять назад ей действительно пришлось принимать роды у соседки, муж которой в панике метался по деревне, стараясь найти замену уехавшей к родне бабке-повитухе. Тогда она поневоле оказалась в роли акушерки, потому что роженица никак не хотела ждать, когда рядом с ней появится более понимающий в таких делах и опытный человек. Похоже, Нирмале придется повторить этот урок, чтоб уж и вправду считать себя настоящей повивальной бабкой.
Она уложила все громче стонавшую женщину на легкую деревянную кровать с веревочной сеткой и бросилась к шкафу за чистыми кусками полотна. Через минуту в единственной комнатке домика уже пел примус, ожидая ведро с водой, за которой бросилась хозяйка.
— Как тебя зовут, подружка, а? — спросила она, засучивая рукава в ожидании приближающейся работы. — В первый раз рожаешь?
— Кавери, — протянула женщина в перерыве между учащающимися схватками. — В первый и в последний.
— Ну-у! — рассмеялась Нирмала. — Знакомая песня! Все так говорят, когда боли начинаются. А потом возьмешь на руки малыша и забудешь про страдания. Ничего не будет, кроме радости и желания никогда с ним больше не расставаться. Второго захочется, третьего… А что ж, если муж хороший…
— Муж! Знала бы ты… — начала Кавери, но резкая боль помешала ей продолжать.
Она закричала и изо всех сил вцепилась в край кровати, так что побелели напряженные пальцы.
— Терпи,
Все шло, как надо, и через два часа на руках у Нирмалы закричал крепенький малыш, укутанный в чистое полотенце.
— Мальчик у тебя! Слышишь, счастливица? — Нирмала с удовольствием прижимала к груди крошечное тельце. — Смотри, какая шевелюра у него. Волосы, видно сразу, будут чудесные, как у тебя.
Она положила малыша на стол, намереваясь закончить необходимые процедуры с матерью, но тут Кавери закричала снова. От неожиданности Нирмала даже отпрянула.
— Что на этот раз? Эй, женщина, отчего ты теперь-то кричишь? Да она опять за старое принялась! Ты что, еще одного рожаешь?
Кавери не отвечала, но, собственно, все и так было понятно.
— Эй, малыш, полежи-ка спокойно, а я займусь твоим братиком, — обернулась Нирмала к первенцу, который сразу же замолчал, будто создавая следующему подходящие условия.
— Слава богине плодородия! Надеюсь, это все, — вздохнула свежеиспеченная акушерка, когда на руках у нее лежали уже два младенца. — Какой сюрприз будет для вашего отца! Ну-ка, хоть вы скажите мне, кто он!
Она положила малышей на лежанку и принялась обтирать второго, как две капли воды похожего на своего братца, которому это не слишком понравилось, и он оглушительно заревел. Второй счел своим долгом поддержать его, и они вместе подняли такой плач, что хоть уши затыкай.
— Что это вы! — прикрикнула на них Нирмала. — Дали бы маме отдохнуть немножко. Хотя теперь тебе, бедняжка, придется навсегда забыть про отдых и покой и с одним-то малышом не найдешь для себя минутки, а уж двое…
Кавери ответила ей счастливой улыбкой, не в силах произнести ни слова, но глаза ее так красноречиво благодарили эту совсем чужую женщину, которая так много для нее сделала сегодня, что Нирмала легко прочитала в них все и смутилась.
— Ну что ты, деточка, — сказала она, отводя взгляд. — Мы женщины, и кто нам еще поможет… Завидую, завидую твоему счастью.
Счастью? Удивительно, но Кавери в эту минуту действительно была счастлива. Только что потерявшая мужа, пережившая такое страшное потрясение, страх, боль, побег, лишившаяся всего, она все-таки испытывала огромную, поглощающую ее с каждой минутой все больше радость. Это была не просто радость облегчения, избавления от мук. В этом чувстве странным образом соединились горечь и надежда, утраченная и вновь обретенная любовь. Свет материнства лился на нее с небес прямо в этот нищий домик, на эту старую кровать, даря веру и неожиданную силу жить.
Боги отняли у меня Арджуна, подумала она и тут же поправилась нет, не боги, а люди, их злоба, подлость, ненависть, вся эта грязная ничтожная суета, в которую они превращают свою жизнь и в которой барахтаются, совершают преступления и умирают, так и не поняв ничего. Мир велик и прекрасен, и милость Божия щедро разлита в нем — это знает каждая женщина, пережившая минуту рождения своего ребенка. Что значат все ваши расчеты, все выгоды, которые вы надеетесь извлечь, в сравнении с этой не имеющей никакой цены связью между человеком и небом, такой очевидной в переломные минуты бытия, с этой сияющей дорогой к счастью, открытой для каждого!