Родной ребенок. Такие разные братья
Шрифт:
— Тогда в музей, там точно есть кондиционеры, — предложил парень. — Например, в «Виктория мемориал» Мурильо, Рубенс, Тициан… Устраивает?
— Я там была, — сердито ответила Джанеки, понимая, что культурного времяпрепровождения не избежать, и честно добавила: — В шестом классе.
— Храм богини Кали? Джайнистский храм? Мечеть Накхода? Мраморный дворец? — Радж наблюдал, потешаясь, как с каждой его фразой Джанеки становится все и мрачнее и мрачнее. — Неужели ни одна достопримечательность нашей бедной Бенгалии не удостоится твоего внимания?
— Подумаешь, какой бенгальский патриот! — откликнулась девушка,
— Конечно, — согласился парень. — Особенно мне нравятся бенгалки, среди которых ты — лучшая.
— Да? — сразу же оживилась Джанеки. — А мне уж казалось, что ты решил меня уморить архитектурными памятниками.
— Ладно уж, — примирительно заявил Радж. — Везу тебя туда, где точно есть кондиционеры.
— В ресторан? — с надеждой спросила девушка.
— В планетарий! — ответил ей Радж и свернул на проспект, ведущий к южной части города.
Джанеки тяжело вздохнула.
— В конце концов, смотреть на звезды ужасно романтично, — сказала она скорее себе, чем ему.
Через несколько минут они ехали по прекрасным улицам Южной Калькутты — самого респектабельного района города, где обитали не просто состоятельные, а очень богатые люди. Радж почти бессознательно сбросил скорость, чтобы насладиться ощущением близости к этой чудесной и недоступной жизни, которое всегда охватывало его здесь.
Роскошные виллы утопали в пышной зелени тропических садов. За изящными изгородями можно было разглядеть холеных дам, беседующих друг с другом, сидя в плетеных креслах у самого края огромного бассейна. Прекрасно выбритые мужчины играют в теннис или гольф на бархатных лужайках; или тянут что-то из запотевших бокалов, уставившись в газету. Вялые юноши с разочарованными глазами лениво обсуждают достоинства своих и чужих автомобилей, каждый из которых стоит целое состояние. Тут же бегают толстенькие крикливые дети, среди которых немало белокурых отпрысков владельцев английских фирм.
Даже запах здесь какой-то не такой, как в других районах Калькутты. Здесь не пахнет нищетой, грязью, болезнями. Жители южных кварталов вдыхают ароматы цветов, садовой свежести, хороших духов и напитков. И удивительно, Радж никогда не видел над этими местами сизой дымки калькуттского смога — настоящего бича города. Выхлопные газы машин, едкий дым кизяка, которым топятся очаги бедных лачуг, выбросы промышленных предприятий, смешиваясь во влажном воздухе, заставляют слезиться глаза и вызывают першение в горле. Может быть, миллионеры избавлены от этой напасти, или все-таки порывы ветра с океана не дают смогу опуститься поближе к гордым головам баловней фортуны?
Раджу нравилось здесь бывать. В его желании прикоснуться к недоступному миру не было зависти или самоуничижения. Преисполненный молодости и здоровья — физического и нравственного, — он не терзался сознанием собственной ущербности в сравнении с идеально вымытыми, одетыми по последней моде и прекрасно образованными юношами. Он совсем не хотел бы попасть сюда, если бы для этого ему пришлось совершить что-нибудь недостойное, ограбить, предать, завладеть чужими тайнами. Но образ человека, у ног которого лежат все сокровища мира, поневоле притягивал его, заставляя вновь поворачивать сюда машину, которая, собственно, ему не принадлежала.
— А кстати, твой дом где-то здесь? — прервала Джанеки непонятное молчание, воцарившееся,
— Что? — оторопел Радж. — Опять ты за свое?
— Ладно-ладно! — прервала его девушка. — Я в курсе, что ты мойщик машин или водопроводчик…
— Автомеханик! — взревел Радж, не зная, как вбить в ее голову простую мысль, что он отнюдь не богач.
— И прекрасно! Так где же ты все-таки живешь?
— В Кхидирпуре, конечно, там же, где и ты! — недовольно ответил парень. — Иначе с чего бы я там целыми днями болтался, как думаешь?
— Стану я об этом думать! У меня есть вещи и посерьезнее, о которых можно поразмыслить, — надменно отозвалась Джанеки.
— О платьях, например, — вставил Радж и рассмеялся, заметив как ее охватывает бешенство. — Ладно, не сердись, мы уже приехали.
Он припарковал машину у высокого здания с белым сияющим на солнце куполом — городского планетария, подаренного Калькутте мультимиллионером Бирлой. Они вошли в дохнувший прохладой полумрак зала, и Джанеки вдруг почувствовала себя счастливой оттого, что попала сюда, пусть даже против своей воли. Увидеть звезды днем — есть в этом что-то таинственное и привлекательное, так созвучное с теперешним состоянием ее души, с переживаниями, которые открыла ей внезапная и сразу покорившая всю ее душу любовь.
Затаив дыхание, Джанеки поднималась по мраморной лестнице. Она испытывала почти детское волнение, как в лучшие минуты ожидания праздника. Радж, похоже, заметил это и, не говоря ничего, взял ее руку. Они шли смотреть ночное небо Калькутты, как идут в храм, чтобы там дать друг другу клятву любви на вечные времена.
Они уселись в темноте рядом, и небесный свод засиял над ними кротко мерцающими звездами. По залу проносился прохладный ветерок, тонкий луч света, как указка, скользил по небу, и голос диктора из динамика монотонно пояснял, какое созвездие луч сейчас выхватил.
Раджу казалось, что черный зонтик с золотыми блестками укрыл их с Джанеки от всего мира, спрятал от реальности и дал им наконец шанс, вырвавшись из хитросплетения опутывающих людей условностей — каст, состояния, положения в обществе, — стать самими собой — прекрасными и счастливыми принцем и принцессой, для которых не существует ничего, кроме прекрасной сказки со счастливым концом.
Как чудесно очутиться здесь, под причудливым узором созвездий, сулящих удачу и благополучие, — разве может быть по-другому в эти прекрасные мгновения, когда ее узкая ладонь лежит в его руке? Он так счастлив, что способен дотянуться до самого яркого украшения этого неба, чтобы подарить его Джанеки вместо алмазов и изумрудов, жалких даров тех, кто никогда не испытывал того, что творилось сейчас с ними обоими. И эта музыка, льющаяся непонятно откуда, может быть, от самих звезд!!!
Все так же держась за руки, они вышли из зала, когда сеанс окончился и зрителей попросили освободить планетарий. Сколько времени продолжалось чудо, они не знали, им казалось, что оно длилось часы или… несколько мгновений. Джанеки села на скамейку под обещавшим тень деревом и подняла глаза к небу. Солнце сияло ей с высоты, но не могло уже обмануть. Теперь девушка знала, что у этого бледного, выжженного неба есть скрытая, недоступная пустому взгляду суть, великая глубина, таящая множество миров.