Родственные души

Энтони Марк

— Я хотел бы увидеть это, — произнес Флинт.

Эльд Айлия внимательно осмотрела место, где кинжал вошел в плечо Флинта.

— Думаю, ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы пройтись по маршруту процессии завтра утром.

Она еще раз промыла рану, затем выплеснула миску через заднюю дверь мастерской.

— Что произойдет с Портиосом в Роще? — спросил гном.

— Беседующий отведет его в центр Рощи, затем церемониально повернется к нему спиной, — ответила акушерка. — Портиос останется в Роще на три дня, один, ничем

не питаясь и лишь утоляя жажду из родника в центре Рощи. Никто не имеет права входить в Рощу и тревожить его, так же, как и он не имеет права пытаться покинуть ее.

— Звучит так, словно им следует выставить стражу, — угрюмо прокомментировал гном, стараясь не выказывать удовольствия от нежных прикосновений акушерки.

— О, они так и поступят, — заверила его Эльд Айлия. — Эльфийские дворяне будут по очереди нести стражу со своими церемониальными мечами — вроде того, который приносил сюда в починку Тайрезиан.

— А эта стража, в самом деле, нужна? — спросил Флинт.

— Скорее всего, нет, — согласилась стройная эльфийка. — Нарушить Калтасу — как и любую часть Кентоммена — для эльфа означает, что к нему всегда будут относиться, как к ребенку, вне зависимости от его возраста.

Флинт казался впечатленным.

Айлия продолжила:

— В Роще Портиос совершит обряд очищения, отбросив все пласты детской жизни. В последнее утро он искупается в роднике, явившись очищенным душой и телом.

— Этим третьим утром ему принесут серую одежду — символизирующую его несформировавшийся потенциал — и выведут из Рощи, — закончила она. — На этот раз на улицах не будет гулянья. На самом деле, простые эльфы всегда стараются совсем не смотреть на подростка в Кентоммене, когда его ведут по улицам в серой одежде.

— А почему? — спросил гном.

— Потому что в этот момент подросток уже не ребенок, но еще и не взрослый. Формально, он не существует. Над эльфами будут смеяться, если они будут глазеть на того, кого нет.

Флинт фыркнул, но не пренебрежительно.

— Совсем не похоже на мой День Полной Бороды. Тот по большей части состоял из дарения мне множества подарков и подношения больших кружек эля. — Он, казалось, погрузился в размышления. — Если вдуматься, я предпочитаю такой праздник, чем провести три дня без еды и эля.

С легким смехом Айлия закрепила чистую повязку на место. Затем она принесла ему инструменты, чтобы он мог закончить медальон.

Танис этим вечером рано вернулся из дворца, приготовившись провести эту ночь с Флинтом. Он приготовил простой ужин для себя, акушерки и гнома: буханку серого хлеба, половину головки сыра, последние сладкие яблоки, оставшиеся с прошлой осени, и кувшин с элем. Наконец, солнце скрылось за верхушками осин, последние лучи сверкнули сквозь полупрозрачную зелень невесомых листьев, и из темных лесов выползли тени, чтобы овладеть улицами эльфийского города. Полуэльф убедил

Эльд Айлию, что она может спокойно на время оставить Флинта, и та уступила, сказав, что у нее самой осталось масса незавершенных дел.

— Но не позволяй никому входить, кроме меня или Беседующего, — предупредила она Таниса.

— Почему?

Эльд Айлия, казалось, была готова что-то рассказать, но в последнюю минуту передумала.

— Лучше, чтобы какое-то время Флинт побыл в тишине. Ты знаешь, как посетители возбуждают его. — Затем, сообщив Танису, что вернется утром, она быстро зашагала по дорожке, проскользнула между двумя древовидными домами и скрылась из вида.

— Флинта? Возбуждают посетители? — тихо спросил сам себя Полуэльф, а затем покачал головой.

* * *

Флинт на следующее утро открыл глаза от какофонии за окном.

— Реоркс у горна! Что за жуткий шум? — спросил он. Солнце едва взошло над горизонтом, судя по слабым теням в мастерской.

Танис сполз с ложа, которое он соорудил на толстом ковре рядом со столом Флинта, и встал, чтобы распахнуть ставни. Флинт приподнялся на локте и взглянул на буйство красок. Дюжины эльфов потоком шли мимо его мастерской, их голоса сливались в шумную песню на непонятном языке; он распознал только несколько эльфийских слов, да и те звучали странно.

— Старый язык, — пояснил Танис, — из времен Кит-Канана, хотя некоторые из самих песен более свежие. Они отмечают эльфийские победы со времен Братоубийственных Войн и восхваляют различные этапы жизни, от детства до старости. Они также восхваляют кого-то, кто достиг больших успехов в жизни. — Он остановился и прислушался, с отстраненным выражением лица. Внезапно, одетый в темно-розовую мантию эльф замер у мастерской и затянул новую песню. — Послушай, Флинт! — воскликнул Танис, не встречаясь глазами с гномом. — Она про тебя! Тоже написана на староэльфийском.

— Да ну! — произнес Флинт. Он с усилием встал с кровати и осторожно просунул руки в рукава бледно-зеленой рубашки, последнее творение иголки Эльд Айлии. Он расправил перед рубашки над повязкой. — Ладно, парень, что он говорит?

— Он поет… — Танис сосредоточился — он поет, что ты — принц гномов. — Полуэльф еще сильнее сосредоточился, старательно отворачивая лицо.

— Продолжай, парень, — подгонял Флинт. — Рассказывай. — Он в спешке по ошибке сунул обе ноги в одну штанину, и поторопился исправиться.

Танис покосился на него.

— Он говорит, что ты одаренный мастеровой — нет, «настоящий художник» — по металлу.

Флинт казался впечатленным, и выглянул в окно.

— И я не верю, что знаю еще такого джентльмена… — Он, не глядя, сунул ногу в ботинок, нашаривая на полу другой. Эльф снаружи продолжал петь, запрокинув голову и скрестив руки перед собой. Другие эльфы собрались послушать.

— Он также говорит, — продолжал излагать Танис, — что ты доблестный боец и первоклассный верный товарищ.