Рог белого медведя
Шрифт:
– Вы должны поймать эту парочку. Они явно больны на всю голову. Я многое повидал в своей жизни, но такое впервые на памяти нашего города.
– Присаживайтесь к столу. Нам там будет удобнее – и я протянул руку в указанном направлении.
Старик довольно крякнул и пошел к креслу. А Талек наклонился и тихо прошептал.
– Асти с тобой всего несколько часов, а тебя будто подменили. Ты вежливый, любезный, не рычишь и девушек к окровавленным стенам не посылаешь. Просто удивительно. Я тебя сам первый загрызу, если ты ее упустишь.
Я косо
В этот момент в допросную влетел взъерошенный Сигвальд. В зубах у него снова что-то торчало. Может вынести на парламентское обсуждение запрет этой травы? Не нравится она мне. Сиг кивнул и сел в кресло в углу.
– Вы когда вышли из трактира? – задал я первый вопрос.
– Я вышел почти сразу за Эффраимом. Он был очень интересным собеседником и когда он уходил - за ним по домам собирались почти все. Я вышел одним из первых. Только вот штука в том, что мне в ту же сторону. Мы бы пошли вместе, да я расплачивался дольше. А Эффраим ждать не стал. Сказал: «И так Асти ругаться будет».
– Когда вы вышли, кто-то был на улице?
– вмешался Калле.
– Нет. Поздно было. Все спали уже. Только вот в кабаке и был народ. Я вышел и пошел вниз к своему дому. А потом и услышал короткий вскрик. Я и не обратил на него тогда вначале внимания. Он глухой был и в стороне. Я проходил мимо того переулка когда до меня донеслись эти странные звуки.
– Звуки? – переспросил я.
– Да. Несли какую-то тарабарщину. Я совершенно точно слышал слова, только вот понять их не мог. Я заглянул в переулок и увидел, что Эффраим лежит своей белой головой ко мне. Она у него запрокинута, и он мертвый. А над ним возвышаются двое.
– Как они выглядели? – нетерпеливо спросил я, и даже на стуле не усидел, подался к нему всем телом.
Получить описание, и арестовать! К Древнему Медведю всё! И уже идти к …жене.
– Так темно же было? И на них черные плащи такие большие и капюшоны надвинуты. А еще маски на нижнюю часть лица. Я толком и не понял кто это даже. Очертания фигур не видны были. Но вот голос…
– Что голос? – я откинулся обратно на спинку стула.
Это надолго.
– Женский голос нес всю эту тарабарщину.
Мы все за столом переглянулись. Вот и нашли все наши догадки подтверждение.
– Всё-таки баба – протянул Калле.
– Что они делали? – вернулся я к свидетелю.
– Так вот я и говорю. Женский голос тарабарщину говорил, а такая она была заковыристая. И цепляла. Ее хотелось слушать и слушать. Я застыл и шагу сделать не мог. Да и страшно мне признаюсь, очень было. Страх сковал и шагу вступить не мог. А потом она упала на Эффраима, баба эта.
– Как это упала? – уточнил я.
– А вот так. Она несла и несла этот бред, а потом рухнула как подкошенная на тело Эффраима. Голову подняла, а глаза у нее стеклянные. Нет скорее как зеркала. Вот.
– Зеркала?
– не понял я.
– Да. Я такие зеркала в лавке видел. Глаза - они просто не двигались и
Мы снова переглянулись.
– Я только глаза и видел. Сверху капюшон, а снизу маска эта. И глаза эти жуткие.
– Верховный Коннетабль, скорей всего глаза у нее закатились, и видно было только белки. Это бывает. Отражение давали такой вот эффект и казалось что они стеклянно-зеркальные. Ночь и довольно далеко. Да еще и общее состояние свидетеля. Это версия – сказал из своего угла Сиг.
– Так. Что дальше? – спросил я.
– Она руки раскинула, а тот второй ей в руку нож кровавый вложил, с него кровь до сих пор стекала. И она начала кромсать бедного Эффраима – свидетель даже глаза выпучил.
– Кромсать? Это как?
– Ну… она кидала его внутренности в разные стороны. Я отвернуться не мог, а вот глаза прикрыть у меня получилось. Уж больно это все жутко выглядело.
– Верховный Коннетабль, я потом поясню этот момент – подал голос Сиг из своего угла.
Я кивнул. Заострять на этом внимание мне не хотелось и самому. Свидетель явно взвинчен и ему этот момент не нравится больше всего. Может упустить что-то по-настоящему важное, если я буду настаивать.
– Что было дальше?
– Она встала, эта сумасшедшая. И подошла к стене. Шаталась при этом как пьяная. Она на стену просто завалилась – продолжил свидетель.
– Это объясняет кровавые отпечатки ладоней – кивнул Калле.
– Но тот второй не сделал ни малейшей попытки ее поддержать. Он в стороне стоял и смотрел – сказал старик.
– Дальше – попросил я замолчавшего свидетеля.
Было видно, что ему нелегко.
– Она стала что-то карябать на стене. А потом когда закончила, стала хохотать. И смех был такой… жуткий. Меня мороз пробрал до самых кончиков волос – свидетель передернул плечами, как будто мерз и сейчас.
– Вот и настроение поднялось под конец написания этой абракадабры – снова кивнул Калле.
– А потом она снова упала, а тот второй так невозмутимо достал блокнот с карандашом и принялся переписывать ту жуть со стены.
– Разглядели карандаш и блокнот?
– Нет. Темно было, я же говорю. И стоял я у входа в переулок. А они в глубине.
– Хорошо. Баба…в смысле женщина упала и на мостовой лежала? А он в это время переписывал надпись в блокнот? – вернулся я к событиям ночи.
– Да. И он еще, как мне показалось, брезгливо через нее переступил, что бы поближе к стене подойти.
Дааа. Невеселая картинка.
– А дальше она в себя стала приходить. Эта припадочная. И я отмер. До этого ни пошевелиться, ни закричать не мог, пока она этот свой речитатив читала. А тут как отпустило. Ну, я и заорал во всю глотку. Они дернулись, на меня посмотрели. А потом тот второй бабу на себя как дернет с мостовой. Она на ногах плохо держалась, но всё же они побежали в другую сторону в переулке. Там выход есть на другую улицу. Туда они и выскочили. Я стоял и орал. А тут уж полиция и подоспела.