Рог Дагота (Разрушитель)
Шрифт:
Задумчиво бормоча что-то, Акиро шагнул к стене, из которой выступал бронзовый рычаг с большим набалдашником в виде все того же глаза. Одно движение — и рычаг по самую ручку ушел в стену.
Конан вздрогнул. Вес стальной плиты перестал вдавливать его в пол. Он осторожно ослабил упор — дверь не шелохнулась. Со вздохом облегчения Конан сделал шаг в сторону.
— Премного благодарен, — сказал он Акиро, — но хотелось бы знать, не мог ли ты точно так же сам открыть ее?
— Конечно, мог. Но ведь мне сказали не соваться, пока меня не спросят. А на этот раз никто…
— Ладно, где остальные? — оборвал его Конан.
Факел
Прямо напротив двери из стены выступала огромная каменная голова, больше человеческого роста. Еще две двери по сторонам круга выходили в комнату. Одна из них была погребена под грудой заваливших ее обломков скалы и булыжников. Стены были покрыты рельефными изображениями невиданных животных с драгоценными камнями вместо глаз, когтей и рогов. На равном расстоянии друг от друга в стенку были вмурованы большие золотые пластины, покрытые надписями на неведомом языке. Низкий купол потолка был выложен ониксом и инкрустирован алмазами и сапфирами, блестевшими в свете факелов, как звезды на ночном небе.
Акиро бросился К одной из золотых плит и стал возбужденно водить пальцами по гравированным сторонам.
— Это тот же язык, что и там, наверху, у постаментов. Я, пожалуй… да, я смогу прочесть эти записи. Вот, слушайте: на тридцатый день Великой Битвы боги вступили в равнину, и горы задрожали от их шагов…
Колдун продолжал что-то говорить, но Конана больше интересовало, что собирается делать Дженна. Она — единственная, кого не привело в волнение роскошное убранство комнаты. Все ее внимание было нацелено на страшную каменную пасть. Она подошла к ней. Под ее ногами оказался мраморный круг, покрытый вырезанными на нем руками. В его центре была высечена пятиконечная звезда. Конан вздрогнул. Он знал могущество этого страшного колдовского знака — пентаграммы — средоточия колдовской силы.
Конан уже поднял руку, чтобы остановить девушку, но вновь в его голове возник образ Валерии. Будь что будет, решил он, — ведь Дженна сама все время говорила, что в этом ее предназначение, что она родилась, чтобы исполнить его. Ему оставалось лишь, сжав кулаки, смотреть и ждать, чем все это кончится.
Из складок платья Дженна извлекла черный бархатный мешок с Сердцем Аримана. Камни звездного неба вспыхнули в его багровом свете. Дженна осторожно опустила камень Сердца в центр пентаграммы, где он нашел себе место в вырезанной точно под нею лунке. Впав в транс, девушка нараспев стала произносить какие-то заклинания на ей самой неведомом языке.
С каждым ее словом свет Сердца Аримана усиливался, хотя теперь он шел лишь в одну сторону, ярким лучом освещая огромную каменную голову. В глубине ее глаз промелькнули какие-то тени.
— Она оживает, — прошептала Зула. Малак приступил к перечислению богов.
— Мы должны остановить ее. Пожалуйста, Конан, — вдруг умоляющим голосом затараторил Акиро, дергая киммерийца за рукав, однако неожиданный приступ удушья оборвал его просьбы.
Каменные челюсти беззвучно распахнулись. Трое взрослых мужчин могли бы за один присест быть проглочены такой пастью. В глубине этого чудовищного рта пылал
Все, даже Бомбатта и Конан попятились закрывая глаза руками. Жар, шедший из пасти казалось выжжет даже воздух и камни стен.
Несмотря на резь в глазах, Конан сумел рассмотреть в глубине этой топки легкую подставку наподобие той, на которой покоилось Сердце Аримана в хрустальном дворце. На этом постаменте возвышался золотой рог, похожий на бычий. Ни на рог ни на его опору, похоже, не действовала огненная буря, ревевшая вокруг.
Дженна продолжала не мигая смотреть в глубь пылающей пасти. Ее руки медленно, словно во сне, поднялись к плечам, и через мгновение платье соскользнуло на пол, подставив кровавым отблескам пламени стройное нагое тело. Родинка на ее груди вспыхнула тем же алым светом. Быстрыми, уверенными шагами она приблизилась к страшной пасти. Бомбатта, не пошевелив ни единым мускулом, смотрел на нее. В его черных немигающих глазах металось отражение языков пламени.
— Нет! — закричал Конан.
Но было уже поздно. Дженна шагнула в ревущее пламя.
Мятущиеся языки огня словно взбесились, ощутив вторжение. Казалось, что через миг от девичьего тела не останется и пепла, но она шаг за шагом шла вперед, целая и невредимая. Взяв золотой Рог обеими руками, она так же медленно вышла из беснующегося пламени и снова встала в пентаграмму.
Все присутствующие словно окаменели на своих местах. Вдруг Дженна вздохнула, осела и чуть не упала. Лишь Зула, бросившись вперед, поддержала ее. Чернокожая женщина быстрыми движениями набросила на Дженну ее платье.
— Дело сделано, — тихо отчеканил Бомбатта.
— Конан, — весь трясясь, неуверенно начал Акиро, — очень важно, чтобы ты узнал кое-что!
Вдруг порыв ледяного ветра хлестнул их по лицам, чуть не погасив факелы. Погасло пламя в каменной топке. Ветер прекратился так же неожиданно, как и начался, оставив после себя лишь холод.
— Конан, — снова заговорил Акиро.
— Потом, — отрезал Конан, которому до смерти надоело все, что касалось магии и колдовства. — А сейчас — уходим отсюда!
Едва дождавшись, пока Дженна положит обратно в мешок Сердце Аримана, он бросился к выходу из этой страшной, таинственной комнаты.
Глава девятнадцатая
Конан, как обычно, возглавлял процессию, двигавшуюся по узкому коридору. Дженна несла золотой Рог, крепко прижав его к груди. Бомбатта и Зула прикрывали ее с двух сторон. Киммериец, хоть и был счастлив тем, что Дженна осталась жива, — все равно не мог без содрогания вспоминать о том, что ей пришлось пережить. Кроме того, его беспокоило, не причинит ли ей вреда эта загадочная штуковина, которую она так бережно несла.
Акиро дернул Конана за рукав.
— Я должен поговорить с тобой, — тихо сказал он, опасливо поглядывая на Бомбатту, — но один на один. Это срочно.
— Да-да, конечно, — рассеянно согласился Конан. Ему уже поперек горла стояли всякие колдовские штуки, с которыми он слишком много встречался за свою еще не очень долгую жизнь. Еще больше он невзлюбил всякую магию за время этого путешествия. Весь его опыт общения с волшебством подсказывал, что от прижатого к груди Дженны предмета веет чем-то недобрым. Ему еще больше захотелось выбраться из этого места и поскорее вернуться в Шадизар.