Рог Изобилия
Шрифт:
– Вот прислан охранять вас от всяких случайностей.
– Петров вдруг почему-то заробел и перешел на "вы".
– Ну, брат, за случайностью не уследишь, - шутливо запротестовал Огурцов.
– Вот, например, как и с рогом-то получилось. Шел по переулку, гляжу - плакат. Другой бы раз и внимания не обратил, а тут бац!
– осенило. Случайность!
– Нет, это хорошая случайность, - не сдавался Петров.
– Ну ладно, охраняй, - согласился Огурцов и побежал принимать самосвал с утилем.
Оказалось, что прислали всего один грузовик.
– Мало!
– замахал руками изобретатель.
– Неужто мало?
– усомнился член
– Так ведь непрерывного же действия. Сколько ни клади - все мало будет.
– Сколько же надо?
– спросили его, и все замерли, чтобы услышать ответ.
– Десять!
– твердо ляпнул Огурцов и аж вспотел от радостного волнения: такого количества сырья еще ни разу не случалось у него под рукой.
Когда десятый грузовик отвалил от площадки, комиссия собралась вокруг рога, а Молотков, успевший выкупаться и оттого имевший особенно свежий вид, произнес короткую речь.
– В истории уже бывали случаи, - начал он, - когда отдельные изобретатели опережали свою эпоху на сто, сто пятьдесят и даже большее количество лет. Они делали такие открытия и механизмы, которые, не родись этот изобретатель, оказались бы под силу лишь далеким потомкам. Это замечательное качество, я бы сказал, человеческой природы. Там, где пасует интегральная мысль общества, выручает локальная вспышка первооткрывателя; где не тянет вспышка, выручает интегральная мысль! Получается: один за всех, все за одного.
К этому типу изобретателей принадлежит и смелый экспериментатор Степан Онуфриевич Огурцов. По нашим расчетам, такую машину можно было бы разработать не раньше чем через сто шестьдесят лет. Даже имея построенный образец, разобраться в тонкостях его действия с багажом современной науки почти невозможно. Но тем не менее образец стоит перед нашей комиссией и готов к работе.
Под бурные аплодисменты Молотков сошел с трибуны. Наступил черед Огурцова. Он последний раз проверил электрические контакты, сам наложил лопатой в узкое горлышко рога утиля - для затравки - и тогда повернул рычаг влево. Рог вздрогнул всей своей медной обшивкой, тихо заурчал, и серая масса утиля сама собой поползла внутрь рога.
Некоторое время из другого конца трубы ничего не показывалось - шел внутренний таинственный процесс переработки. Но вдруг рог присвистнул, вздохнул, и прямо на землю покатились предметы. Трудно было даже уследить, какие именно: не успевала вещь появиться на свет, как ее заваливало чем-то еще. Пирамида готовой продукции росла прямо на глазах. "Шерстяные носки пошли", - успел разглядеть кто-то. "А вот самовар", - раздалось из гущи комиссии. Но то были отдельные голоса. Подавляющее большинство, потрясенное, молчало.
А продукция шла и шла, удивляя своим разнообразием. Даже один подростковый велосипед подкатил к пирамиде наваленных вещей. Конструкция рога не была еще доведена до идеала, и изобретатель сам не мог сказать, чего в точности следует ожидать.
Огурцов тоже стоял потрясенный. Да и на кого бы не подействовало то, что творилось на площадке. Глубокое молчание сохранялось даже после того, как последние щепки из десятисамосвальной кучи пронеслись сквозь медный овал, превратившись в длинную гирлянду канцелярских скрепок. Так бывает после последнего взмаха дирижерской палочки великого маэстро.
Потом все разом пришли в движение, бросились обнимать друг друга и изобретателя. "Качать, качать его", - понеслось с разных сторон, и Огурцов первый раз в жизни взлетел в воздух.
Только
Паровозов была его фамилия. К его мнению прислушивались многие.
Как только первая радость поутихла, Паровозов выступил вперед и спросил:
– А учетчик материальных ценностей предусмотрен конструкцией?
– Нет, этого не изобрел, - виновато развел руками Степан Онуфриевич, некогда было.
– Доделайте, доделайте, дорогой, - приятельским тоном указал Паровозов.
– Теперь второе. Видимо, эта машина представляет известную ценность для хозяйства. Но чтобы ее принять, комиссия должна проверить все пункты действия. Вот тут написано, - он помахал бумажкой, - что конструкция имеет реверсивность хода, то есть способна переработать полученные вещи в обратном порядке. Как бы это увидеть своими глазами?
– Это уж как пить дать, в обратную сторону, - ухмыльнулся Огурцов. Только зачем?
– Порядок есть порядок, - объяснил Паровозов.
– Ну, уж ради такого случая...
– И Огурцов повернул рычаг вправо.
Члены комиссии, возбужденные всем виденным, легко отнеслись к этой маленькой полемике. "Ладно, уж чего там. Посмотрим". Все равно победа была налицо.
А гора вещей между тем начала таять. Предметы со звоном влетали в раструб, все в больших и больших количествах.
Второй срез рога был гораздо шире и мог принимать гораздо большие потоки, чем узкий конец. Много предметов, поднявшись в воздух, витало вокруг рога, сталкивалось друг с другом - так притягивал широкий срез. Тучи пыли поднялись над площадкой. Загуляли небольшие смерчи, иногда сплетаясь в один мощный вихрь. И когда у одного из наблюдателей сорвало соломенную шляпу и понесло высоко к тучам, вся комиссия, не сговариваясь, бросилась на землю. Только несгибаемый Паровозов остался стоять. Он схватился за поля шляпы и уже хотел было сказать что-то о силе природных явлений, как вдруг могучий поток воздуха поднял Паровозова с места и понес прямо к ревущему жерлу горловины. Тело его легко покружило над землей, оттеснило несколько менее крупных предметов и плавно пошло вместе с основным потоком. Паровозов так и не отнял рук от полей шляпы.
Кроме Огурцова, никто не видел этого. Все лежали, плотно прижавшись к площадке, обняв голову руками. Изобретатель отчаянно, изо всех сил тянул рычаг к нулевому положению, но рычаг заело. Всем своим легким весом навалился он на проклятый рычаг - ни с места! "Скандал, скандал!" шептали его трясущиеся губы, по лбу катились капли пота.
Огурцов оглянулся - Паровозов уже наполовину пребывал внутри рога.
– Выгребай, руками выгребай, так твою растак!
– не своим голосом завопил Огурцов, бросил рычаг и ринулся в самую гущу, туда, где в хороводе пружинных стульев, умывальников, рулонов материи уже виднелись одни лишь ноги Паровозова. Мертвой хваткой вцепился в эти ноги Огурцов. Обоих окружило облако пыли.