Рог ужаса: Рассказы и повести о снежном человеке. Том I
Шрифт:
23 июля 1924 года
Я не совсем уверен, какое сегодня число, но точнее мне не определить. Здесь некому меня поправить — где бы ни было это «здесь». Знаю только, что это горная деревня и что никто в ней не понимает ни единого английского слова.
Я плохо помню, как попал сюда. Лихорадочный жар начинает спадать. По временам я думаю, что лучше мне было бы оставаться в беспамятстве: я гляжу на свои ноги и понимаю, что без медицинской помощи долго не протяну. Моя хозяйка —
С чего начать?
Наверное, с того, на чем остановился Мэллори, но в первую очередь я должен рассказать о восхождении на «Вторую ступень». Думаю, это достижение останется непревзойденным подвигом в истории альпинизма. Однажды я побывал на лекции Уинтропа-Янга{42}, и его высказывание о Мэллори запечатлелось в моей памяти:
«Его движения при восхождении были уникальны. Они противоречили всем теориям. Он высоко поднимал ногу, опираясь на любой уклон гладкой поверхности, пригибал плечо к колену и буквально перетекал вверх, распрямляясь в стремительном броске. Что бы ни происходило невидимо для глаз между ним и скалой… выглядело это всегда одинаково, и результат был таким же — единое волнообразное движение, такое быстрое и мощное, что скале, казалось, остается лишь уступить или исчезнуть».
Там, на «Второй ступени», я в этом убедился — Мэллори словно взял верх, навязав скалам свое тело и волю, и горе пришлось сдаться. Я был уверен, что он повернет назад, но эта мысль, думаю, даже не мелькала в его голове.
Я хотел передать невероятную убежденность в его взгляде, когда делал последний снимок на вершине. Мэллори сидел на камне рядом с маленьким флагом.
Он только что отложил дневник. Под ним будто раскинулся весь мир. Ради фотографии он снял кислородную маску, и по лицу его расплылась широкая, радостная улыбка. Я поднял аппарат и стал наводить объектив на резкость.
И тогда я увидел это существо.
Оно взлетело по склону стремительными прыжками, и сперва я заметил лишь размытую тень. Не успел я даже крикнуть, как существо нависло над Мэллори.
Оно было в полтора раза выше меня, размах плеч составлял около четырех футов. Под кожей бугрились и перекатывались твердые как камень мускулы. Все тело за исключением ладоней, где кожа была грубой и жесткой, почти черной, покрывала грязно-белая шерсть. С бедер свисали космы волос, напоминая толстый килт, доходивший чуть ли не до колен. От него исходила мускусная и прогорклая вонь, отдававшая запахом болотистой заводи в жаркие дни. Млечно-белые глаза уставились на Мэллори.
— Берегитесь! — наконец воскликнул я.
Зверь в недоумении закрыл уши руками толщиной с человеческую ляжку. Голова у него была овальной формы, а череп сзади слегка заострен. Здесь волос было больше, они свисали на широкую спину, подобно гриве. Существо раскрыло пасть, полную длинных желтых зубов, и завопило, выпрямившись во весь рост и колотя себя в грудь ладонями; эта быстрая барабанная дробь эхом разнеслась по всей горе.
Кажется, затвор аппарата щелкнул
Мэллори попытался приподняться. Зверь наклонился, схватил его за правую ногу и поднял в воздух. Он дважды прокрутил на головой тело Мэллори. Даже на расстоянии я слышал, как хрустнула, ломаясь, кость ноги. Существо снова раскрутило тело и швырнуло его прочь. Мэллори, размахивая руками, пролетел по воздуху ярдов двадцать, упал беспорядочной грудой и покатился по склону, кувыркаясь и переворачиваясь, пока не застыл в облаке сухого снега, который быстро окрасился красным.
Зверь выпрямился на вершине во весь рост. Он поднял голову к небесам и завыл, вновь барабаня ладонями по груди.
Затем, так же стремительно, как появилось, существо повернулось и исчезло.
У меня не было времени следовать за ним. Я с трудом стал спускаться с вершины, надеясь вопреки всему, что Мэллори еще жив.
24 июля 1924 года
Вчера мне пришлось прерваться. Записи утомляют меня, но дело даже не в этом: мысль о состоянии, в котором я нашел Мэллори, принесла тягостные воспоминания, и продолжать я не мог.
Мои недуги, хоть они и серьезны — ничто в сравнении с увечьями, нанесенными бедняге Мэллори. Когда я добрался до него, он был в сознании, но так страдал, что предпочтительней было бы милосердное забьггье. Его правая нога была сломана по меньшей мере в трех местах, кости проткнули кожу и торчали под неестественными углами. Сама нога, казалось, безвольно висела, словно была полностью вывернута из сустава. Его лицо было белым, как снег, и только на лбу темнела впадина — туда пришелся первый удар существа, вдавивший в мозг кости черепа.
— Оставьте меня, — прохрипел он сквозь боль.
Но я твердо знал одно: человека нельзя так просто бросать в беде, особенно друга, который нуждается в помощи. Я устроил его поудобней, насколько мог, и вернулся на вершину.
Погода начинала портиться, вокруг сгущался морозный туман, и мне нужно было действовать быстро, чтобы успеть найти дорогу назад, к Мэллори. Вещевые мешки, к счастью, были там же, где мы их оставили, и мне удалось вытащить из них два баллона с кислородом. Я понимал, что запас кислорода в них сильно сократился за время восхождения, но не позволял себе отчаиваться. Я хотел лишь как можно быстрее спустить Мэллори с горы.
Когда я уже собрался уходить, в глаза мне бросился дневник Мэллори, лежавший на земле. Я добавил его к своей ноше, подумав, что он доставит Мэллори некоторое утешение — если только он сможет когда-либо снова прочитать эти страницы.
Зверь не показывался и не издавал ни звука.
К своему удивлению, я застал Мэллори сидящим. На его лице было написано страдание, но он положил левую ногу на правую, защищая свои раны.
— Оставьте меня, — снова прошептал он.
— Ну уж нет, старина, — ответил я.