Рога
Шрифт:
Отец Моулд сел, вытирая лицо полотенцем. В этой части зала было особенно темно, и Иг подумал, что Моулд и вправду не разглядит его рога.
— Здравствуйте, отец, — сказал он.
— Игнациус. Давненько мы тебя не видели. Где это ты прячешься?
— Да так, живу себе в городе, — сказал Иг внезапно охрипшим голосом. Он не был готов к сочувственному тону отца Моулда, к его легкой отеческой манере говорить. — Даже не очень далеко. Я все собирался забежать, но…
— Иг? С тобой все в порядке?
— Не знаю. Я не знаю, что со мной происходит. Это все моя голова. Взгляните, отец, на мою голову.
Иг
— Прошлой ночью я напился и делал всякие непотребства, — сказал Иг. — А сегодня я проснулся вот таким и теперь не знаю, что делать. Я не понимаю, во что я превращаюсь, и думал, что вы мне скажете, что теперь делать.
Несколько секунд отец Моулд смотрел на него с отвалившейся от удивления челюстью.
— Ну что же, мальчик, — сказал он наконец, — ты хочешь, чтобы я сказал, что тебе делать? Думаю, ты должен вернуться домой и повеситься. Это, пожалуй, будет самое лучшее и для тебя, и для твоей семьи — да, в общем-то, и для всех. В церковной кладовой есть хорошая веревка. Я бы сходил и принес ее тебе, если бы думал, что это подвигнет тебя в нужном направлении.
— Почему… — начал Иг и был вынужден прокашляться, прежде чем продолжил: — Почему вы хотите, чтобы я себя убил?
— Потому что ты убил Меррин Уильямс, и этот важный еврей, юрист твоего папаши, помог тебе уйти от ответственности. Такая хорошая Меррин Уильямс, я ее очень любил. Не шибко хороший каркас, но очень миленькая задница. Тебе полагалось сесть в тюрьму. Я хотел, чтобы ты сел в тюрьму. Сестра, последите за мной.
Он вытянулся на спине для очередной серии упражнений.
— Но послушайте, отец, я же этого не делал. Я ее не убивал.
— О, ты большой шутник, — сказал Моулд, кладя руки на штангу; сестра Беннет заняла позицию у него в головах скамейки. — Все же знают, что ты это сделал. Так что можешь смело убить заодно и себя. Все равно ты попадешь в ад.
— Я и так уже в аду.
Моулд хрюкнул, поднимая штангу, и снова ее опустил. Сестра Беннет смотрела на Ига.
— Я бы не осудила вас за самоубийство, — сказала она безо всяких предисловий. — Мне самой почти каждый день уже к обеду хочется себя убить. Я ненавижу, как люди на меня смотрят. Ненавижу лесбийские шуточки, которые они отпускают за моей спиной. Если ты не хочешь эту веревку из кладовки, она могла бы пригодиться мне.
Моулд поднял штангу и тяжело выдохнул.
— Я, — сказал он, — все время думаю о Меррин Уильямс. Особенно когда трахаю ее мамашу. Ты, наверное, не знаешь, но ее мамаша делает теперь для церкви уйму работы. Все буквально держится на ней. — Он помолчал и улыбнулся какой-то мысли. — Бедная женщина! Мы почти ежедневно молимся вместе. Чаще всего о твоей смерти.
— Вы… вы дали обет безбрачия, — сказал Иг.
— Безбрачие-хреначие. Я думаю, Господь рад уже тому, что я не кидаюсь на алтарных служек. Как мне видится, эта леди нуждается в утешении, и она уж точно не получит его от этого тюфяка-очкарика, за которым она замужем. Во всяком
— Я хочу быть какой-нибудь другой, — сказала сестра Беннет. — Я хочу убежать на свободу. Я хочу, чтобы я кому-нибудь нравилась. Игги, я когда-нибудь тебе нравилась?
— Ну… — смущенно сглотнул Иг. — Пожалуй, что да. В каком-то смысле.
— Я хочу с кем-нибудь спать, — продолжила сестра Беннет так, словно он ничего не сказал. — Я хочу, чтобы кто-нибудь обнимал меня ночью в постели. Мне все равно, будет это мужчина или женщина. Мне все равно. Я больше не хочу быть одинокой. Я могу выписывать чеки от имени церкви. Иногда мне хочется снять все деньги с церковного счета и сбежать. Иногда мне этого очень хочется.
— Меня удивляет, — сказал Моулд, — что никто в нашем городе не подумал примерно наказать тебя за то, что ты сделал с Меррин Уильямс. Чтобы ты своей шкурой почувствовал, что ты с ней сделал. Можно бы ожидать, что несколько неравнодушных граждан навестят тебя как-нибудь ночью и поведут прогуляться в лес. Прямо к тому дереву, где ты убил Меррин. Чтобы вздернуть тебя на нем. Если уж ты не хочешь вести себя прилично и повеситься сам, так надо сделать хотя бы это.
К своему собственному изумлению, Иг заметно расслабился, разжал кулаки, стал дышать ровнее. Моулд начал качать пресс Иг поймал взгляд сестры Беннет и спросил:
— Так что же вас удерживает?
— От чего? — спросила сестра Беннет.
— От того, чтобы забрать все деньги и улизнуть.
— Бог, — сказала сестра Беннет. — Я люблю Бога.
— А что Он в жизни сделал для вас хорошего? — спросил ее Иг. — Сделал ли Он хотя бы, чтобы вам было не так больно, когда люди смеются за вашей спиной? Или Он сделал, чтобы вам было больнее — потому что ради Него вы одиноки в мире? Сколько вам лет?
— Шестьдесят один.
— Шестьдесят один — это старость. Это почти слишком поздно . Почти. Вы можете позволить себе ждать хотя бы еще один день?
Сестра Беннет тронула свое горло, глаза ее тревожно расширились. Затем она сказала «Я лучше пойду», повернулась и заспешила к лестнице.
Отец Моулд вроде даже и не заметил ее ухода. Теперь он сидел, положив руки на колени.
— Вы закончили упражнения? — спросил Иг.
— Остался еще один заход.
— Давайте я помогу, — сказал Иг, огибая скамейку.
Когда он подкатывал Моулду штангу, его пальцы коснулись пальцев Моулда, и Иг узнал, что, когда Моулду было двадцать, он и другие парни из хоккейной команды натянули лыжные маски, сели в машину и увязались за другой машиной, битком набитой парнями из «Нации Ислама», [5] приехавшими в Сиракузы из Нью-Йорка поговорить о гражданских правах. Моулд и его дружки прижали этих ребят к обочине и погнали их бейсбольными битами в лес. Они поймали самого из них неповоротливого и раздробили ему ноги в восьми местах. Потребовалось целых два года, чтобы парень смог хотя бы ходить без костылей.
5
«Нация Ислама» — довольно умеренная негритянская организация, боровшаяся за гражданские права и продвижение в народ исламской веры.