Рок умер – а мы живем (сборник)
Шрифт:
– Чем больше масштабы, тем больше риск, – заметил Чащин.
– Риск везде есть, всегда. Даже трусами торговать. На меня так наезжали там: ща в горы увезём, и никто не найдёт… Нет, без риска нельзя – без риска можно только в дерьме торчать. Согласен?
– Да вообще-то.
– Тёлки, правда… – в голосе Макса появилась досада, – геморно с ними. Каждую уговаривай, объясняй, учи. Большинство-то, блин, – коровы просто. Вроде худая, растянутая, а запись посмотришь – корова. Ни движений, ни линий. Кусок мяса шевелится… И ещё претензии, каждый день звонят, на мыло пишут – как,
– Может, ещё пивка возьмём? – вставил Чащин; «Туборг» кончился, а мидий оставалось прилично.
– А?.. А, щас, щас сходим… И ещё такое, бля, прямо бесит – ты заметил? – они юбки перестали носить, платья. Все поголовно в штанах.
– Из-за погоды, наверно.
– Да ну! И летом так было. Джинсы сплошные. Одна из ста с голыми ногами. У меня сразу от таких, которые в юбках… Подбежал бы, у ног бы валялся! Пофиг – кривые, прямые, хоть какие, главное, чтоб женщиной выглядела. А джинсы… бесит просто. Я их тут даже спрашивать стал: «Чего вы все в штанах? Вы же женщины, у вас ноги есть!» И знаешь, что говорят? Всё одно и то же, как сговорились!..
– Что? – Чащин уже начинал жалеть, что приехал. Месяца четыре не видел Макса, забыл о главной теме его разговоров – девушках; в семнадцать лет Макс ими, кажется, и не интересовался…
– «В джинсах, – говорят, – себя чувствуешь по-другому. Уверенно. В джинсах я могу с вами на равных»… С нами… Козы, а!
– Давай я за пивом схожу.
– Сходи… Мне много не бери только. Всю ночь работать… Я обычно днём отсыпаюсь, ночью работаем. Ты меня, кстати, разбудил звонком своим.
– Извини.
– Да нет, нормально, что позвонил, что увиделись. Есть что вспомнить… А у тебя, слушай, тёлки есть симпатичные? Заработать можно неслабо.
– Не знаю…
– Ну как? – Макс усмехнулся. – Как не знаешь? Они или есть, или нет.
– Я за пивом схожу, и поговорим.
– Ладно, добро. Тут рядом магазин, с той стороны дома, в подвале. Мне две бутылки седьмой «Балтики». Больше не надо. Работать ещё…
Возвращаться не хотелось. И Чащин долго стоял у подъезда, курил, раздумывал, что делать дальше. Гулять по городу – холодно, на тротуаре уже не сухая корка, а перемешанная с реагентом снежно-ледовая жижа. По ней и до метро мученье дойти, не то что гулять… Ладно, иногда можно послушать. Даже забавно – в пятницу один к мужскому полу претензии предъявлял, сегодня этот – к женскому. Недовольные…
Спустился в магазинчик, купил пива. Себе три «Туборга», Максу «Балтики». Продавщица была симпатичная и явно расположенная к общению. Скучно, наверное, без клиентов… Чащину захотелось пригласить её. Просто так улыбнуться и сказать: «Приходи после смены в квартиру сто двадцать три. В этом же доме. Хорошо будет. Не пожалеешь». Но он отважился только на улыбку, сложил пиво в пакет и вышел.
Макс сидел за компьютером, громко хмыкал, возбуждённо бормотал, яростно стучал по клавишам.
– Давай проходи, – заметил Чащина. – Я щас. Весь ящик забили… Когда, когда… Когда надо, тогда и будет… Гляди, какая тыковка. Ух!
Чащин подошёл, заглянул в экран. На каком-то старом
– Откуда она?
– Ща-ас, – Макс свернул картинку, прочитал в письме: – Из Долгопрудного. Местная, считай. Оля… «Занимаюсь художественной гимнастикой, мечтаю работать фотомоделью»… Ничё?
– Особенно прыщи между ног.
– Эт не проблема. Хороший крем, и будет гладко, как… – Макс внезапно замолчал, продолжал щёлкать мышкой, жмуриться, глядя в экран, что-то читая, быстро набирал ответы.
Чащин побродил по залу, осмотрел софу с потёртой, поблёскивающей алой обивкой. Включил один из фонарей – в глаза ударил белый, обжигающий свет… Выключил. Смаргивая зайчика, вернулся к столу. Открыл бутылку.
– Щас-щас, – шептал Макс. – Ща-ас…
Сделал глоток, другой. Шелест компьютера и щелчки мышкой раздражали. Это могло продолжаться долго – Чащин знал по себе, что, забравшись в Интернет, блуждаешь там до упора. Или пока в туалет не захочется, или глаза не начнут слезиться, или кто-то не войдёт…
– Ну всё, бросай, – наконец не выдержал. – Потом ответишь. Покажи лучше съёмки.
– А? А, давай… Вчера одна приходила… Садись.
На экране появился этот же самый стол, компьютер. Глубокая тарелка, бутылка вина, стаканы. За столом сидела девушка в распахнутом тонком халате. Солнцезащитные очки в волосах, тонкие черты лица, две большие и, кажется, твёрдые груди с острыми сосками.
– Кушай, киска, посмотри на меня, – сладенько говорил Макс, но не сегодняшний, а тот, что её снимал. – Скинь халатик, кисунь…
Девушка брала что-то из тарелки и клала в рот. Жевала, запивала вином. Поглядывала в объектив камеры, морщилась симпатично. Просила:
– Выключи камеру. Не надо меня такую… Ну выключи. – Она смущённо ёжилась; при каждом движении груди тяжело покачивались.
– Алиной звать, – с улыбкой сказал реальный Макс. – Как, потянет?
Чащин покривил губы – смотреть на жующую девушку не очень хотелось.
– А на софе-то есть?
– Ясен перец! Но меня что-то больше такие прикалывать стали – как в жизни… Щас найду её же. – Макс остановил этот ролик, запустил другой. – Ну вот, ещё не смонтировал…
Очень яркий свет, на софе Алина, уже без халата. Поднимает и опускает ноги, перекатывается с боку на бок, проводит по губам темно-красным ногтем, улыбается, произносит, глядя в камеру:
– Иди сюда… Иди ко мне… Я хочу тебя.
– Ну как? – спросил Макс полушёпотом.
– Да, честно говоря, не очень. – Чащин глотнул пива. – Свет лишком сильный, камера прямо так, в лоб…
– Им так и нужно, немцам. Я видел их альбомы по фотоискусству – как наша порнуха. И лежат в каждом магазине свободно. Там и члены, и пёзды, трах свальный, но в таком оформлении… В общем, изыски. А им хочется настоящего такого, натурального. Чтоб все родинки видно, волоски, целлюлит. Вот от этого они прутся конкретно.