Рок. Лабиринт Сицилии

Швец Юрий

Гамилькар встал и не спеша вышел в центр зала. Он чувствовал на себе огромное количество любопытных взглядов. Многие граждане, из римской делегации, видели его впервые и поэтому с любопытством и нескрываемым интересом, рассматривали его… Взойдя на трибуну, Гамилькар отпил немного из стоящей здесь чаши с водой и собравшись с мыслями обратился к присутствующим, на греческом сицилийском диалекте:

– Консуларий Республики и члены ее делегации! Мой народ рассмотрел ваши предложения и требования и уполномочил меня ответить на них! То, что я оглашу, является окончательным ответом моего народа! И так! Мой народ принимает на себя обязанность выплаты компенсации и военной контрибуции в размере 3200 талантов! Сумма оговорена нашей делегацией и принята к утверждению!

Среди римской делегации, это сообщение вызвало откровенный восторг! Сенаторы и советники, довольно кивали головами…

– …Далее, – продолжал Гамилькар, – остров Сицилия, будет покинут нашим народом!

Это решение, тоже, утверждено нашей делегацией! Для этого к острову подойдёт наш грузовой флот, чтобы снять гарнизоны с моих крепостей и наших городов! Пусть эскадры республики беспрепятственно пропустят их! Следующее! Мой народ не принял требования аннексии Сардинии и Корсики Римом! У данных островов, римская армия не добилась никаких успехов – не морских, не сухопутных! Это решение обсуждалось очень долго, и было принято большинством голосов! Я рад, что их мнение совпало с моим! – при этих словах, недовольство выразилось неодобрительным гулом, в местах расположения римской стороны…

Гамилькар, будто не замечая этого, продолжил говорить дальше спокойно и взвешенно:

– Я, оглашаю здесь решение моего народа и хочу, чтобы оно воспринималось здесь с должным уважением! В тоже время, хочу заметить, что не все стороны этих решений совпадают с моими лично взглядами! Но, я, как гражданин своего города, подчиняюсь и принимаю их! – Он обвёл взглядом римские ряды и голоса стихли. Уважение, к этому человеку было огромно, даже у бывшего врага…

– Вашей делегацией было озвучено предложение об обмене пленными, скопившихся у обеих сторон, за бесчисленные годы войны, как на нашей, так и на вашей стороне! Мой народ поддержал его и готов совершить обмен, по принципу всех на всех! Со своей стороны, хочу поблагодарить членов римского сената, которые добивались приличного содержания пленённых в этой войне, а не превращению их в убойный скот гладиаторских боев, так распространённых у вас в Италии! А, также, пополнения тысяч рабов, которыми изобилует ваша республика! Я знаю, им пришлось перенести многое за это своё, особое мнение! Некоторые даже поплатились своей жизнью за это, как например сенатор Септемий Бибул! Но, в итоге, нашим сторонам есть чем обмениваться! А сохранение жизней и свобод и наших и ваших граждан многого стоит! Мы решили обмен пленными произвести здесь в Гераклее, в течение двух месяцев! И последнее! Вашей стороной было выдвинуто требование о выдаче вам ваших бывших граждан или союзников, перешедших на нашу сторону по разным причинам и воевавшим на нашей стороне против Рима! В обмен, вы предложили выдать нам наших дезертиров. Делегация долго обсуждала это требование, но, так как, почти все так называемые дезертиры находятся в моем корпусе, то решение принял я сам! Мой ответ отрицательный! Мне неинтересны дезертиры Карфагена и свою судьбу пусть они продолжают вне стен нашего города! Месть им не входит в мои планы и помыслы! Что же касается людей, воевавших со мной бок о бок долгие годы – они стали моими братьями и близкими боевыми соратниками, и продолжать этот разговор нет никакого смысла! Такого предательства я себе никогда не позволю! Вот все, о чем я, был уполномочен объявить на заседании! Мой народ протягивает руку мира римскому народу! Слово за ним!

Гамилькар вернулся на свою сторону одеона, сев на переднюю скамью. Грек распорядитель повернулся к консулу Римской республике. Тот, так же не спеша, прошёл к трибуне и встал, на место своего выступления.

– Римская сторона выслушала решение свободного города Карфагена! Мне очень жаль, что не все наши требованию удовлетворены! Так в частности, отклонено требование сдачи Сардинии и Корсики, требование о выдаче наших предателей! – Гай Луций Катулл сделал паузу, которая напрягла обе делегации, от его слова зависело сейчас продолжиться ли война или наступит долгожданный мир. В воздухе висела такая тишина, что даже звук пролетающей мухи, стал совершенно отчётливо слышен. Катулл замер в раздумье на минуту, – Но в целом, наши условия приняты! – продолжил он свою речь, – и сумма контрибуции, вполне компенсирует те условия, что не приняты вашей стороной! Я, консул Римской республики, своей властью, данной мне моим народом и сенатом республики, принимаю условия свободного города Карфагена и объявляю мир между нашими народами!

Это объявление консула, было встречено очень большим одобрением обеих сторон. Атмосфера недоверия друг к другу, которая как критически натянутая струна присутствовала на протяжении всех длительных переговоров, за крепость оных не ручалась ни одна из сторон, наконец, просветлела и рассеялась! Греки Гераклеи, тут же распорядились накрыть столы для торжественной трапезы, по поводы успешного заключения мира. Трапеза прошла в спокойной дружеской обстановке с обеих сторон. Заключённый мир был нужен обеим сторонам! Только все заметили, что Гай Катулл и Гамилькар, уединившись в стороне, серьёзно и долго о чем-то беседовали…

К вечеру, обе делегации покинули город. Каждая направилась в свою сторону, в свои пределы, пока ещё разделённые провинции острова…

Глава 4

Полночь.

В небе висит полная луна, освещая рассеянным светом пустынную дорогу… Дорога, петляя среди раскидистых деревьев, ведёт к открытым, плодородным полям, которые раньше, совсем недавно вытаптывались вооружённой многочисленной конницей воюющих армий. Но теперь, эти поля колосятся пшеничной нивой и тянутся своими колышущимися колосьями, к самому городу. Город, по виду тоже не обошли военные действия, часть кладки крепостной стены, выложена совсем недавно! По ней совсем нетрудно определить ширину разрушенного проёма в оборонительной стене. Но крепостные башни въездной, входной группы строений ворот совершенно не пострадали в боевых действиях и дорога, устав петлять меж нив, вырывается на финишную прямую примерно за четыре стадия перед ними. Если присмотреться с высокой башни ворот, то на дороге заметен шлейф пыли, плохо различимый при лунном свете. Но с течением нескольких минут, уже становится слышен в спокойном, не шевелящемся воздухе стук и топот копыт, несущихся во весь опор всадников… Всадников, примерно, с дюжину… Они несутся, явно неся какую-то весть. Но какую? Война ведь кончилась…

Всадники приближаются, проносятся один за другим и вблизи кажутся жуткими ночными созданиями… На головах у них набраны какие-то замысловатые капюшоны, по виду которых можно сразу определить, что эти люди прибыли издалека, может быть даже из-за моря… Укутанные в зеленные тёмные плащи, они останавливаются у ворот города…

– По какому вопросу, в такой поздний час, Вы, пытаетесь проникнуть в город? – Спрашивает стражник города, смотря на них сверху вниз, с крепостной стены.

– Мы прибыли к Наместнику Римской республики, Дециму Скрофе, по делу римского народа! Вот атрибуты проезда! – Первый всадник откидывает пыльный капюшон, обнажая длинные белокурые волосы. Всадник спешивается и подходит к верёвке, спущенной сверху. Верёвка, после того как к ней привязывают дорожную тубу, уползает наверх, унося подвешенное… Всадник ждёт… Через минуту слышен лязг железа и скрип петель тяжёлых ворот… Ворота приоткрываются и из проёма выходит высокий, статный, мощный греческий гоплит, исполняющий обязанности старшего стражи.

– Вот возьмите! – отдаёт назад он, раннее привязанную и поднятую на стену, тубу, – Наместник ждёт! Он предупредил о вашем появлении! Пропустить!

Человек снова садится на лошадь, и конная кавалькада устремляется в проем ворот, продолжая свой путь. Вскоре темень улочек поглощает их… Ворота, медленно, со скрипом закрываются, цепь грохочет, наматываясь на огромный, деревянный барабан, который крутит караул, толкая за толстые, дубовые рычаги. Наконец, все затихает. Войны внутри городских строений ворот, что-то ещё делают у запоров створок ворот и поговорив о чем-то со старшим, уходят внутрь башни… У ворот остаётся один высокий гоплит. Он поворачивается и идёт не внутрь башни, а по улочке, внутрь города… Пройдя два каменных длинных палисадника, он сворачивает вправо… На какое-то время, он исчезает из нашего вида совсем, растворившись в ночном сумраке, но вот он, снова, появляется у освещённого двора довольно большого дома. Пройдя освещённый висящей масляной лампой участок, он, снова, пропадает в тени ночи. Какое-то время царит тишина… Вдруг, слышится стук в большую, бронзовую дверь дома, и мы видим гоплита в свете небольшой лампы, горящей над ней. Стук не непроизвольный, а с периодичными паузами… Это, без сомнения какой-то сигнал! Гоплит поднимает свой шлем на затылок, открывая из-под козырька забрала, лицо человека средних лет. Лампа освещает его длинные каштановые волосы, которые прядями опускаются на плечи. Не яркий свет лампы не определяет, точно, возраст человека? Но, совершенно, ясно, что его возраст не ограничивается 35 годами. Но выглядит он молодо и привлекательно, хотя на лице присутствуют несколько побелевших от времени небольших шрамов. Фигура гоплита безукоризненная, атлетизм пропорционально граничит с сухой линией выносливости…

Дверь медленно, с неприятным, предательским писком открывается. Гоплит входит внутрь. Его глаза в темноте коридора, различают знакомую ему фигуру.

– Они прибыли, все восемь! – говорит гоплит, – Сегодня их к Наместнику не пустят! Встреча произойдёт утром!

Человек, стоящий в темноте коридора, думает какое-то время, потом говорит:

– Значит, заговор созрел. А «белокурый», там был «белокурый»?

– Да, он мне и вручал атрибуты! Он старший!

– Старший?! – в голосе человека слышится усмешка, – Тогда нам здесь задерживаться не стоит! Уйдём через потайной ход контрабандистов! В селении, недалеко отсюда, нас ждут лошади!

Человек вышел из темноты коридора. Он оказался примерно одного возраста с гоплитом. Фигура, не уступающая ростом ночному визитёру, насквозь просматривалась военной выправкой.

– Да. Теперь меня зовут… – человек шепчет на ухо гоплита имена, – и если придётся, мы должны умереть с этими именами! – говорит он вслух, подытоживая сказанное.

– Я дал клятву, и намерен ее исполнить! – Не менее твёрдо, говорит гоплит.

– Ну, тогда в путь! Мы их должны встретить в условленном месте…