Рок
Шрифт:
– Смотри, Барри, – он освободил место перед окулярами. – На одном проводке крохотный объектив, а на втором – микрофон.
Фокс так же внимательно обследовал одежду и обувь Блюка. На куртке он нашел зашитым точно такой же приборчик. Джеффри положил обе находки на ладонь и подбросил, как бы прикидывая их вес.
– Пошли в техническую лабораторию, пусть Селена в этих подарочках покопается.
Сканирование приборчиков показало, что они выполнены серийно, на хорошем уровне нанотехнологии. В них была заложена возможность вести постоянную запись окружающей визуальной и аудиоинформации и одновременно передавать ее в эфир.
– Значит, где-то наверху должен быть ретранслятор?
Джеффри понимающе кивнул.
– Селена!
– Здесь, командор.
– Ты обычно отслеживала окружающее пространство?
– Да, сэр.
– Летательные объекты за последние три дня ближе пятидесяти километров от базы были?
– Нет.
– А на более дальнем расстоянии?
– Тоже нет.
– Все ясно. – Джеффри сложил руки за затылком и, закрыв глаза, откинулся в кресле.
Глетчер смотрел на него и пытался понять, какие чувства сейчас волнуют этого человека: торжество, радость, просто удовлетворение? Но когда Джеф открыл глаза и посмотрел на него, он понял, что не угадал. В глазах командора была только озабоченность.
– Барри! Кажется, нам все-таки повезло и утечки информации не произошло! А ты, похоже, недооценил технические возможности своего тестя.
– Если бы его! Тут, скорее всего, руку приложил Блендер, Советник по безопасности. Это у него в Управлении, наверное, такие штучки делают.
Они замолчали. Только сейчас, когда все было позади, оба вдруг поняли, как устали. Не сговариваясь, они встали и пожелали друг другу спокойной ночи.
Утром у Глетчера болела голова. Вчерашняя гибель Блюка за ночь въелась в его совесть еще глубже. Понимая, что ничего нельзя изменить, он все равно мучился. Вскочил с кровати и, надев спортивные тапочки, выскочил за дверь. Размеренный бег по бесконечным коридорам базы успокаивал. К тому же попадались хорошо знакомые Барри места, с которыми были связаны приятные воспоминания. Грусть о вчерашнем дне постепенно таяла, оседала вниз, превращалась в прошлое.
Умываясь, Глетчер уже что-то мычал себе под нос. Нет, он не был черствым, просто законы схватки, которую ему навязали, очевидным образом диктовали такое жестокое решение. Барри представил себе, сколько проблем создал бы для них Роман, взятый в плен. К тому же он так легко пошел на убийство Глетчера, а с помощью своих передатчиков обязательно сдал бы астронавтов Блендеру. Значит, Джеффри взял на себя решение, которое принять должен был он сам! Барри тряхнул головой, вынул зажатую во рту зубную щетку и засунул голову под струю холодной воды.
Завтракал он один. И в рубке еще часа два скучал один, никак не мог решиться побеспокоить Фокса. Наконец не выдержал.
– Селена!
– Слушаю вас, Капитан.
– Где командор?
– В лаборатории.
– В какой лаборатории?!
– Уровень четырнадцатый, помещение 1474.
– Он что, не завтракал?
– Нет.
– Соедини меня с ним.
– Джеф!
– Да, Барри, что случилось?
– Куда ты пропал?
– А ты куда?
– Я тебя в рубке ждал, думал, ты спал, боялся побеспокоить.
– А я то же самое. Проснулся посреди ночи, а заснуть
– Ну и что там интересного?
– Да, в общем, ничего особенного. Записаны ваши беседы и монологи Романа.
– Что еще за монологи?
– Подожди, я иду в рубку, потерпи, расскажу.
Глетчер, сидя в кресле, нетерпеливо барабанил пальцами по подлокотнику, почему-то ему было неприятно, что Джеффри просматривал записи без него. Особенно его разозлило, что Фокс зашел в рубку в явно хорошем настроении.
– Чего ты так улыбаешься? – хмуро буркнул Барри.
– Я просто понял, что у тебя уникальное терпение, Барри.
– Ты про Блюка?
– Про него, про кого же еще. Я не буду тебе предлагать просматривать или прослушивать эти записи, вряд ли ты найдешь в них что-то новое. Я тебе выскажу только свое личное впечатление: социолог был не просто болтун, а патологический болтун!
– Это ты точно подметил. – Глетчер успокоился, раздражение ушло. – Блюк был невыносимым спутником.
– По-моему, он и сам для себя был невыносим. Он разговаривал сам с собою часами, рассуждал о своих карьерных устремлениях, своей линии поведения с тобой и планах твоего устранения. Такое ощущение, что он мог думать только вслух. Даже ночью он часто говорил, неужели ты ничего не слышал?
– Почему же? Невнятное бормотание. Да мало ли что человек по ночам во сне шепчет?
– Все ясно. Что ты еще о социологе можешь сказать?
– Да ничего, – Глетчер пожал плечами, – странный немного, врун порядочный, и артист тот еще! Я хоть и не относился к нему с доверием, но все равно не просчитал, а он все как по нотам разыграл: и от меня сумел отделаться, и Черепаху в свое распоряжение получил. – Барри вздохнул, когда вспомнил, как легко Блюк его провел.
– И все равно тебе его жалко?
– Если честно, то да.
– Ты неисправим, Барри. Ты даже для нашего времени слишком снисходителен к людям. Вот ты сидел минуту назад, хмурился, совесть тебя, наверное, беспокоила, а Блюк хотел тебя убить.
– Знаю, но ничего не могу поделать. Мне даже не его жалко, а его семью.
– Какую семью?! – левая бровь Джеффри удивленно поползла вверх. – Он рассказывал, что у него есть семья?
– Да, а что?
– Нет у него никакой семьи! Он очень много рассуждает о том, что живет один, что из-за своей работы никак не может завести семью. У него, судя по его монологам, была год назад девушка, но они расстались. Он очень переживал по этому поводу, ругал ее и даже говорил, что поквитается еще с ней, когда вернется.
– Да?! Вот гаденыш! Он ее, наверное, до полусмерти заговорил, вот она и сбежала… Подожди-ка, Джеф! – Глетчер вдруг схватил командора за локоть. – Как же Блюк допускал такие высказывания, если знал, что все пишется?
– А он и не знал. Он периодически снимал что-то на видеокамеру, диктовал на диктофон, то есть собирал, по его словам, материал для отчета.
– Получается, что если бы он дополз до Амброзии, эти записи были бы хорошим сюрпризом для его начальников.
– Еще каким! Он там крепко прохаживается и по Харману, и по Блендеру, а особенно доставалось от него некому Кайзеру.