Рокировка

Бестужева-Лада Светлана Игоревна

— Мне с ними скучно, а им со мной — тем более.

— Поясни, пожалуйста.

— Пожалуйста. Они все еще маленькие, в общем-то. Все мысли и разговоры — о мальчишках, тряпках и так далее. Два любимых слова: «кайф» и «прикольно». Или, наоборот, «не в кайф» и «не прикольно».

— А ты не преувеличиваешь?

— Ну, разве что чуть-чуть… Хотя, они неплохие девчонки, даже хорошие, просто…

— Да, дорогая?

— Просто у нас слишком разные жизни. Мне до последнего времени приходилось думать о таких вещах, о которых они понятия не имеют. И лучше бы вообще

не имели. Как успеть постирать, погладить, приготовить что-то горячее, да еще проследить, чтобы сестра и отец не съели все сразу. Где взять денег, чтобы заплатить за телефон, пока его не отключили. Как…

Алина замолчала и стала внимательно смотреть на огонь в камине. Слишком уж внимательно.

— Я понимаю, — тихо сказал Вадим Сергеевич. — Теперь я понимаю. Но пойми и ты: теперь тебе никогда не придется забивать голову подобными вещами. Найдется, о чем еще подумать. Например, о свадебном платье…

Алина вздрогнула.

— О свадебном платье? Да, конечно же… Ведь то, с выпускного вечера, пропало.

— Каким образом?

— Дядя Вадим! У меня же все вещи сгорели!

— Не все.

— То есть?

— Девочка, ты забыла, что выпускное платье решила хранить у нас?

— Забыла, — растерянно сказала Алина.

— А я помню. Так что оно в целости и сохранности висит там, куда ты его определила после выпускного бала… Ты не рада?

Последний вопрос Вадим Сергеевич задал потому, что вид у Алины был не столько обрадованный, сколько обескураженный.

— Рада, конечно. Но до свадьбы еще далеко.

— Меньше полугода, по-моему. Что по этому поводу пишет Сережа?

— Ничего не пишет, — пожала плечами Алина. — Вы же знаете Сережку. Он уже все решил, я ему фактически жена, а регистрация…

— Но для тебя-то это имеет значение?

Алина снова пожала плечами — удивительно взрослый жест для такого юного создания.

— Венчание — да, имеет. Регистрация… Это же чистая формальность, дядя Вадим. Только для того, чтобы дети родились в законном браке.

— Ну от желания иметь детей вы хотя бы не отказываетесь?

— И об этом, — негромко отозвалась Алина, — нужно спрашивать у Сережи. Он пишет только о своих успехах в боевой и политической подготовке.

— В чем дело, девочка? — спросил Вадим Сергеевич, приподнимая голову Алины за подбородок. — Что ты не договариваешь?

Молчание. Длинные ресницы закрыли глаза совершенно непроницаемой пеленой. Этот полу-ребенок, полу-женщина вообще умела молчать, как никто.

— Ты раздумала выходить замуж за Сергея? Ты его разлюбила?

Молчание.

— Да что происходит, черт побери?! — взорвался Вадим Сергеевич.

— В том-то и дело, что ничего не происходит, — услышал он тихий шепот. — Я пойду спать, ладно? Уже поздно…

Было вовсе не поздно, чуть больше десяти часов вечера. Вадим Сергеевич только вздохнул.

— Иди, конечно. Ты, наверное, сегодня слишком долго каталась на лыжах.

— Наверное…

Вадим Сергеевич отправился спать много позже. Он сидел, глядя на уже тлеющие угли, курил и думал о том, что никогда, наверное,

не научится понимать женщин. Возможно, Алина все еще не оправилась после страшной гибели матери. А возможно… Возможно, она разлюбила Сергея — если вообще любила его по-настоящему, она ведь, в сущности, только-только начала взрослеть, — и теперь не знает, как ей быть. А возможно влюбилась в кого-то другого…

При этой мысли Вадиму Сергеевичу почему-то стало больно. Словно ручная птичка, к которой он так привязался, вдруг клюнула его до крови. Странно. Алина ведь ему все-таки не настоящая дочь.

А кто она ему?

Глава третьяВенский вальс

Дома все быстро вошло в привычную колею. Алина снова повеселела, с азартом взялась за учебу и с не меньшим — за домашние дела. Вадим Сергеевич облегченно вздохнул: конечно, у девочки просто были отголоски нервного перенапряжения, а уж перспектива недалекой свадьбы способна выбить из колеи и вполне зрелую, уравновешенную женщину.

Правда, в обустройстве новой квартиры — той самой, купленной на имя Сергея, Алина проявила значительно меньше энтузиазма. Казалось, ей было все равно, в какой обстановке жить в дальнейшем. Но однажды вечером Вадим Сергеевич сказал то, что давно собирался сказать.

— Знаешь, ведь в той квартире на самом деле буду жить я.

На какое-то время Алина остолбенела.

— Ну, посуди сама: я один, дома, в принципе, только ночую. Выходные впоследствии планирую проводить с вами… то есть с внуком или внучкой. Зачем мне эти хоромы?

— Но…

— Нет, конечно, окончательное слово — за вами, или, как ты сама, наверное, понимаешь — за Сергеем. Но все-таки логичнее вам с самого начала жить просторно и… начинать готовить детскую и все такое. А в той квартире можно сделать для меня очень даже приличную берлогу. Кухня большая — считай, вторая комната…

— А если… если вы снова захотите жениться? — выдавила из себя Алина, густо залившись краской от смущения.

— Думаю, тогда и будем решать эту проблему, — усмехнулся Вадим Сергеевич. — Пока что-то не хочется.

И с этого разговора Алину словно подменили. Она притащила в дом кучу журналов по интерьерам и дизайну, часами над ними сидела, что-то мудрила на компьютере, освоив специальную программу для архитекторов. В результате всех этих изысканий появился необыкновенно элегантный и очень оригинальный проект того, что в России принято называть «студией».

На эскизах огромная «жилая зона», выдержанная в теплых, приглушенных тонах, плавно переходила — через небольшой подиум — в выложенную плиткой «под камень» кухню-столовую, отделанную хромом и зеленым мрамором. Подсобные, так сказать, помещения, очень удачно были замаскированы массивными дубовыми дверями, точь-в-точь такими же, как входная дверь. И все это великолепие дополнялось умело расположенными скрытыми в потолке светильниками, плюс — расставленными кое-где напольно-настольными источниками света.