Рокот
Шрифт:
– Диана Леонидовна? Вы здесь? Диана Леонидовна?
Спиной и затылком она ощутила движение воздуха совсем рядом и обернулась на соседнюю комнату.
– Стас, это не смешно. – Марьяна прошла дальше, заглянула на кухню. – Диана Леонидовна? Юра? Вы тут?
Светлый линолеум кухни покрывал пепел. По углам у плинтусов чернела плесень. Стены сочились водой, крупные капли стекали вниз и собирались в лужи.
Господи, откуда это все? Марьяна, проснись… проснись, бога ради…
Босой ногой она наступила на что-то мягкое
Тесную кухню заполонил запах мокрой шерсти и горячего животного жира.
Под стулом у холодильника, в самом дальнем углу, Марьяна заметила движение. Светлое пятно промелькнуло на фоне гарнитура, устремившись в ее сторону. Она изловчилась и схватила извивающийся комок шерсти.
Это был кот, мокрый и до безумия испуганный.
Он шипел и вырывался, его черные, с ярко-желтым ободком, глаза маслянисто блестели. Марьяна крепко держала его за загривок и с ужасом понимала: кот, конечно, вонял жиром и мокрой шерстью, но его запах не мог затмить другой, более густой и неприятный. Чей-то еще.
– Ста-а-ас? – опять засипела Марьяна. – Хватит меня пугать, ладно? Я зря тебя током ударила. Извини.
Она отпустила кота, и тот мгновенно исчез, метнувшись в гостиную. Послышалось громкое «фш-ш-ш», мерзкие кошачьи завывания, глухой хруст, и все стихло.
Изо всех сил Марьяна держалась, чтобы не закричать, – Платов от нее этого не дождется. Она увидела на столе маленький нож для чистки овощей, схватила его и направилась в гостиную.
В полосе лунного света, пробивающегося сквозь оконный тюль, предстала просторная комната: красивый паркет со светлыми и темными ромбиками, диван, заваленный подушками, большой телевизор, книжный шкаф, лакированный журнальный столик.
Испачканные в слизи ступни липли к паркету. Марьяна пробиралась к дивану, машинально блуждая взглядом по полу в поисках кота, но внезапно почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Интуитивное ощущение возникло, как возникает прилив, неотвратимо поглощающий сушу.
Пространство гостиной уменьшилось, и теперь здесь находились двое – она и кто-то еще. Кто-то еще.
– Стас, перестань, – выдохнула Марьяна, чуть не плача. – Пожалуйста… У меня нож и я… я не хочу проблем. Стас. Давай я просто уйду?
Она медленно повернула голову и чуть не подпрыгнула на месте.
Там, у балконной двери, стояло нечто в одежде Платова: джинсы и рубашка на нем были изодраны и вымазаны в крови. Вместо человеческой головы на плечах твари возвышалась свиная.
Свиная.
Тварь посмотрела прямо на Марьяну, и та закричала. Так она не кричала никогда: надрывно, до адского жара в горле, словно в последний раз. Кажется, от нее завоняло потом в разы сильнее, чем минуту назад.
Оборотень… это был Оборотень из гостевой комнаты.
Она уже не осознавала, что делает. Выставила нож
– Ты все еще не веришь мне?.. – захихикала свиная голова. Тварь шагнула ближе, цокнули ноги-копыта. – А я заставлю тебя поверить, малолетняя дрянь. Ты же хочешь, чтобы тебя заставили? Ты же любишь грубую силу, не так ли? Уж я-то знаю, о-о, знаю… ты любишь. Я знаю, что именно ты хочешь… иди ко мне… мы наконец сделаем это. Ты ведь все время думаешь обо мне, не так ли, детка? Ты хочешь, чтобы я вернулся, я знаю. Дай мне тебя потрогать, Мари. Мари-и-и-и, иди ко мне… малолетняя дрянь… др-р-рянь… Дай руку, дай мне свою маленькую грязную руку, малышка.
От глухого хохота, донесшегося из свиной головы, внутри Марьяны похолодело.
Сама собой родилась молитва: «Господи, Боже милостивый, сделай так, чтобы это был сон. Прошу Тебя, Боже, сделай так, чтобы это был сон. Пусть я проснусь в своей постели, открою глаза – и ничего этого не будет, пожалуйста. Боже милостивый, сделай так, чтобы это был сон… Боже… Боже… сделай так…»
А тварь захохотала громче, опустилась на четвереньки и бросилась прямо к Марьяне, стуча по паркету задними копытами, шаркая коленями, шлепая по полу ладонями.
– Мари-и-и, – взвизгнула свиная голова.
Вместе с ней завизжала и Марьяна. Звонко и протяжно, до одури, до треска в черепе. Она зажмурилась, оцепенела не в силах двигаться. Правая рука с ножом, выставленная вперед, тряслась мелкой дрожью.
Не смотри, не смотри туда. Ты не должна туда смотреть.
Чудовищным усилием воли Марьяна заставила себя открыть глаза.
Не добежав до нее каких-то полметра, тварь остановилась и закашлялась, из головы послышался хрипяще-икающий звук. Существо обхватило горло, зашаталось, рухнуло на пол и задергалось в конвульсиях. Ноги-копыта застучали о паркет.
Свиная голова раскрыла пасть.
А Марьяна стояла и смотрела на эту голову у ее босых, испачканных в слизи ног, смотрела и смотрела, охваченная гипнотическим, хтоническим, отупляющим ужасом, словно запечатанная в кокон из тягучей латексной пленки.
Тварь задергалась сильнее, зашлась в судороге, свиная голова с неприятным хрустом отвалилась и, мертвая, покатилась к журнальному столику. И пока Марьяна следила за катящейся головой, то не сразу заметила, что рядом с ней на полу скрючился Стас Платов, настоящий Стас Платов, человек, а не полусвинья.
Он продолжал корчиться, переваливался с боку на бок и выл, кричал от боли. Кричал уже по-человечески, но не менее страшно.
– Уходи! – выкрикнул он. – Пока я не… не…
Он глубоко вдохнул, а потом начал заикаться. И так сильно, что дергался всем телом, лежа на спине и впившись взглядом в потолок. В него будто втыкали невидимые железные пики.
Нож выскользнул из одеревеневшей руки Марьяны.
Голос Платова, жуткий, но все же человеческий, выдернул ее из оцепенения. Она перескочила через Стаса и кинулась из гостиной в его спальню, захлопнула за собой дверь, нащупав, повернула замок.