Роковая красавица (Барыня уходит в табор, Нас связала судьба)
Шрифт:
Не пронесло. Через два шага его окликнули:
– Эй, парень, чего надо?
Илья, уже не прячась, бросился к открытым воротам. Сзади – удивленный возглас, топот ног, крики: «Держи, держи!» Оставалось добежать совсем немного – но кто-то повис на плечах, сбил на землю. «Эх, нож бы…» – отчаянно пожалел Илья, вскакивая на ноги и награждая этого «кого-то» ударом «поддышку». Двор взорвался руганью, воплями. Лежащий на земле мужик выл диким голосом. Отовсюду сбегались люди.
– Робя, да это цыган, кажись…
– Ах, харя черномазая! Красть сунулся?
– Держи его! Держите,
– А-а, нечисть, кусается!
– За хозяином бегите! Да вяжите кромешника, вожжами вяжите!
«Убьют ведь», – подумал Илья, тщетно пытаясь выбиться из кольца мужиков. Спасало его пока лишь то, что, сгрудившись кучей, они мешали друг другу. Сзади кто-то, изловчившись, снова прыгнул ему на спину. Илья размахнулся было, но за плечи его схватили сразу четверо, и он понял, опуская руки, что это – все.
И вдруг отчаянно взвизгнули створки ворот. Несколько темных фигур ворвались во двор, и до Ильи донесся страшно знакомый, пронзительный голос:
– Чавалэ, чавалэ-э-э! Наших бьют!
Услышав это, Илья – откуда силы взялись? – рванулся из держащих его рук, прыгнул к воротам. Рядом рявкнуло по-цыгански с десяток голосов, луна вышла из-за облака, и в ее свете Илья увидел Митро и Ваньку Конакова, стоящих спина к спине и размахивающих цепями. По земле, молотя друг друга, прокатились визжащий по-поросячьи Кузьма и огромный мужик. У ворот шло настоящее побоище, в сцепившемся клубке Илья успел разглядеть лишь чью-то бороду и оскаленную, зверскую рожу Ефима Дерунова. Илья кинулся было на помощь, но страшный удар сзади оглушил его, свалил на землю. Кровь теплой волной хлынула на глаза, острая боль пронзила голову. «Господи, мама моя!» – взмолился Илья, неожиданно вспомнив давно умершую мать. Сквозь рубаху просочился ледяной холод земли, и луна над головой погасла.
– Барыня, Иван Архипыч возвернулись! – завопила Катька, вбегая в горницу.
Лиза, сидящая за столом в розовом атласном платье и новой шали, подняла на нее глаза.
– Шутишь? – тихо спросила она.
– Какое! Вот вам крест святой! Внизу уж, подымается!
– А… Илья?
– Сбежал ваш Илья, не волнуйтеся! Что ему, дьяволу, будет! – Катька забегала по горнице, суетливо убирая со стола бутылку вишневой наливки, хрустальные стаканы, блюдо с пирогами. Лиза не помогала ей. Прямая, как столбик, она сидела за столом и остановившимися глазами смотрела в угол, на иконы. Катька бросила посуду, кинулась на колени перед Лизой, схватила ее за руки.
– Лизавета Матвевна, свет мой, не губите! Стягайте новое платье да в постелю лезьте скорейча! Не ровен час, догадается тигерь ваш! Что мы с вами делать-то станем? Стягайте платье, барыня, голубушка!
– Тигерь… – шепотом повторила за ней Лиза. Словно во сне, встала, позволила Катьке расстегнуть крючки на платье, сама отнесла в комод шаль. Она казалась спокойной, но глаза ее по-прежнему смотрели в одну точку, а губы беззвучно шевелились.
Катька, запихнув злополучное платье под кровать, с беспокойством посмотрела на свою барыню.
– Сделайте милость, послушайте меня – ложитесь. Да не забудьте разудивиться, когда
– Я лягу, Катя, лягу. Поди, – Лиза села на край постели. Катька недоверчиво посмотрела на нее, открыла было рот, но в это время скрипнула дверь.
– Пошла прочь, дура! – раздался из коридора низкий, тяжелый голос, и Баташев шагнул через порог. Он был сильно пьян, и в горнице сразу запахло сивухой.
– Ну, здравствуй, женка, – хрипло сказал он. – Спишь, что ли? Ждала?
Лиза молча смотрела на него. Катька из-за спины Баташева подавала ей отчаянные знаки, но Лиза не шевелилась. Ее пальцы судорожно сжимали край шелкового одеяла.
– Онемела, коровища? – уже сердясь, спросил Иван Архипыч. – Аль не рада? Шесть месяцов не видались…
– А по мне и еще бы столько же – не заплакала б… – сквозь зубы сказала Лиза.
Катька ахнула, закрывая глаза. Баташев покачнулся. С угрозой спросил:
– Чего?
– Да чего ж ты явился, змей… Кто ж тебя ждал-то тут? – ровно, не повысив голоса, спросила Лиза. Она все также не шевелилась, но ее пальцы быстро сжимали и выпускали одеяло. Широко открытые глаза глядели куда-то вбок, через плечо мужа. Баташев в упор, изумленно рассматривал ее.
– Кто ж тебя ждал-то? – вдруг тонко, по-птичьи выкрикнула Лиза. Вскочила, и Баташев невольно отшатнулся. – Мучитель, царь Ирод, каторга моя… Когда же смерть ко мне придет?! Чтоб не видеть мне тебя и не слышать боле! Сдохни сам аль меня убей, не в силах я на тебя смотреть! Сил нету!
– Ах, сука!!! – загремел опомнившийся Баташев. Рывком сдернул с плеч сюртук, швырнул его на пол, шагнул к жене, но она первой метнулась к столу, схватила что-то блестящее, острое.
– А-а-а-а, изверг! – пронесся по всему дому пронзительный визг. Следом – грохот, шум падения, ругань, Катькины вопли: «Иван Архипыч, грех! Помилосердствуйте, без ума она! Барин! Барин! Барин!!!»
Внизу мужики побросали мешки и колья, скопом кинулись в дом. А там уже упало на пол что-то тяжелое, страшно вскрикнула Катька. И наступила тишина.
Глаза не открывались, хоть убей. В висках словно засели горячие гвозди, затылок ломило. Во рту было сухо и кисло. «Дэвла, чего же так напился-то?..» Илья попытался приподнять голову, но в затылке выстрелило так, что он застонал сквозь зубы и снова опрокинулся навзничь. Подождав, повернулся, осторожно попробовал открыть глаза. По ним резко ударил свет из окна. Вскоре его заслонила встрепанная, повязанная красной тряпкой голова молодой цыганки.
– А-а, лебедь сизый, никак очухался… Ну что, чаво, живой ай нет?
Илья попытался ответить ей, но вместо слов сквозь зубы снова протиснулся хриплый стон. Цыганка, смеясь, тронула его за плечо.
– Молчи уж, недощипанный. Благодари счастливую судьбу свою, что жив. Да и меня заодно.
Она ушла, а Илья, стараясь не обращать внимания на разламывающуюся голову, начал вспоминать, что случилось и почему он валяется в доме этой цыганки. Последнюю он, впрочем, быстро вспомнил. Это была Феска с Рогожской, жена младшего из братьев Деруновых.