Роковая монахиня
Шрифт:
В другой раз
Я знал, что она была вампиром, еще когда я был человеком. Моякровь — это то, что окрашивало ее губы, согревало ее грудь, распаляло ее дыхание. Но она хотела мое сердце — мое сердце было нужно ей! Борьба была ужасной, потому что она обладала демонической силой. Искалеченный, но с победой я вышел из этой борьбы. Я чувствую твое биение, мое сердце, мое любимое сердце!
В час Сириуса
Человекоподобные черви обступают меня и таращат на меня свои дурацкие глаза. Некоторые приближаются ко мне, среди них беловолосое старое создание, мягкая приветливость которого, несмотря на его назойливость, обезоруживает меня, смягчая мой гнев. Оно предлагает
Si vales, bene est; ego valeo! [7]
Карл Эмиль Францоз
Разное о призраках
Это было прошлым летом, когда мы сидели как-то вечером за нашим столом для завсегдатаев в курортном местечке на озере Шейдегг в прелестнейшем уголке Швейцарии. Не помню уже, кто первый начал говорить об этом, но неожиданно все мы оказались вовлечены в оживленнейший разговор о призраках. Удивляться здесь нечему, потому что нигде так не любят говорить о жутких вещах, как там, где чувствуют себя по-домашнему уютно. А здесь за столом были все те же знакомые лица, как это было и предыдущим летом, и сам стол был тем же, то же люцернское пиво, тот же сумеречный свет и даже тот же сквозняк, тянувший от окна к окну. «Зеленые» отдыхающие, которые приезжают на Шейдегт в третий, во второй или даже бывают и такие люди! — в первый раз, стараются занять места за центральным столом среди яркого света, мы же, старые волки, предпочитаем сидеть в нашем полутемном углу; и когда потом, вернувшись вниз, на равнину, мы целый год с грустью вспоминаем минувшее лето и с надеждой ждем следующего, то ведь это тоска не только по завораживающему блеску озера и горных вершин, покрытых вечным снегом, но отчасти и по нашему постоянному столу. Когда солнце скрывается за далеким горным хребтом и потухает последний красный луч, мы собираемся вместе за этим столом и рассказываем друг другу, кто что может.
7
Лат. формула прощания: Если ты в добром здравии — хорошо, я тоже здоров! (Прим. пер.)
Итак, в этот вечер темой разговора были призраки. Надо сказать, что об одном мы договорились с самого начала: серьезные люди не верят ни в каких призраков, так как они не существуют; кроме того, источником сновидений является только желудок, а кто придает хоть какое-то значение вещим снам и предчувствиям, тот суеверный глупец.
— Глупец, — повторил господин профессор и провел рукой по поверхности стола. Однако жена его сказала:
— Разумеется. Правда, тогда получается, что однажды и я была такой же глупой, ты согласен?
И улыбка пробежала по ее приятному, уже немолодому, но когда-то, наверное, очень красивому лицу.
— Но ведь это вовсе не было предчувствием, — возразил он, — а логическим заключением твоего рассудка. Пойми же наконец…
— Я давно поняла! И все-таки это было удивительно!
И поскольку мы, естественно, захотели услышать эту историю, она принялась рассказывать:
— Это было около тридцати лет назад, я тогда еще не была замужем и жила в доме моих родителей на небольшой улочке в Аугсбурге, недалеко от кафедрального собора. С этим логичным господином я была знакома к тому времени уже шесть лет и столько же считалась его невестой. Так как моя добрая матушка сама вела хозяйство в доме, а ожидание того, когда философский факультет Эрлангенского университета сделает Фрица экстраординарным профессором, а меня госпожой профессоршей, не занимало все мое время без остатка, я решила подыскать себе занятие и вскоре нашла его. Школьная подруга моей матери, жена служащего солидной фирмы, за несколько лет до этого погибла в результате ужасного и одновременно странного несчастного случая. Эта женщина сидела однажды днем у открытого окна своей квартиры, склонившись над шитьем; как раз в это время
Именно по дороге к ним это однажды и случилось. Не знаю, бывали ли вы в Аугсбурге, даже если и так, то вряд ли вы были на Молочной горке; это узкая убогая улочка вблизи собора святого Ульриха. В самом ее начале с весны строили дом, леса почти полностью перегораживали всю улицу. Четыре месяца подряд, с апреля по июль, я проходила под лесами туда и возвращалась под ними обратно, иногда смотрела вверх и видела, как рабочие поднимают балки, ведра с раствором, кирпичи, и никогда мне в голову не приходило иной мысли, кроме той, что здесь просто строят дом. Однако в тот день, который я никогда не забуду, — это был понедельник, четвертое июля — дело обстояло иначе. День был очень жаркий, на башне собора святого Ульриха как раз пробило два часа. Я только повернула с площади на улицу и увидела, как наверх поднимают большой поддон с кирпичами. Тут меня внезапно охватил неописуемый, безумный страх, и, прежде чем можно было сосчитать до трех, я мигом поднялась по ступенькам расположенной напротив стройки булочной и распахнула дверь. «Что жела…» — начала было стоявшая за прилавком женщина, но не успела закончить фразу. Снаружи раздался страшный грохот, вниз полетели кирпичи и зашибли насмерть находившегося у лебедки рабочего. Не вскочи я в то мгновение в булочную, я бы, без сомнения, тоже погибла.
Профессорша дышала несколько глубже, чем обычно, а затем сказала с улыбкой:
— Все-таки удивительно, не правда ли?
— Конечно, — подтвердили некоторые из сидевших за столом. Один из них, директор железнодорожного ведомства, правда, заметил:
— Вы увидели висевший над собой груз, а мысль о том, что на стройке может произойти несчастный случай, видимо, постоянно сопровождала вас.
— Я себе все время говорила то же самое, — ответила она.
— Но могу поклясться, что в течение нескольких месяцев я видела над собой более крупные грузы и спокойно проходила под ними и что ни до того, ни в тот самый момент я не думала о смерти бедной женщины.
— Но она думала о вас! — воскликнула жена советника имперской канцелярии. Хотя сама она была из безбожного Берлина, но отличалась чрезвычайной религиозностью. — Дух покойной, к детям которой вы были так великодушны, предостерег вас!
— Возможно, так оно и было, — сухо сказал господин профессор. — Однако при всей моей признательности духу покойной за то, что он спас мою невесту, я все же не могу удержаться от упрека в его адрес, почему он не предупредил заодно и рабочего, ведь у этого человека, вероятно, была жена и дети… Нет! Нет! — воскликнул он затем почти страстно. — Не будем тревожить мертвых в их могилах, чтобы они не делали нас, грешных, глупее, чем мы есть на самом деле.
Некоторые согласились с ним, громче всех старший среди нас, инженер из Базеля.
— Все это правильно! — сказал он на своем неповторимом диалекте. — Объяснение должно быть найдено всему — до последней мелочи; естественно, за исключением того, — добавил он со странной улыбкой, — что при всем желании не поддается объяснению!
— А вам известен хоть один такой случай? — спросили мы с жадным интересом.
Старый инженер потеребил свою седую остренькую бородку.
— Известен, — ответил он сухо, — но рассказывать здесь нечего. Потому что рассказывать о необъяснимом — безнадежное дело. Однако могу содействовать тому, чтобы взамен вам была представлена другая история, весьма занимательная! Наша уважаемая госпожа советница знает одну такую. Не так ли, госпожа советница, — историю о Рикеле? Лет десять-двенадцать назад вы ее уже однажды здесь рассказывали. Но ведь с тех пор появились новенькие! — И он бросил на нас, пришлых, наполовину свирепый, наполовину сочувственный взгляд, поскольку мы действительно десять лет назад еще не имели чести восседать за этим почетным столом.