Роковая музыка
Шрифт:
— Мамбл-мамбл-мамбл-мамбл-новсетакделали-мамбл, — пробормотал декан, упорно не поднимая взгляда.
— Вот уж не думал, что придется отдавать такой приказ волшебникам старше восемнадцати лет… — покачал головой Чудакулли. — Но начиная с этого самого момента и вплоть до особого распоряжения всем вам запрещается покидать территорию Университета!
Нельзя сказать, что этот запрет был таким уж жестоким наказанием. Волшебники с недоверием относятся к воздуху, который не побыл в помещении хотя бы один день. Большую часть своих жизней волшебники проводят, курсируя
— Мамбл-мамбл-непонимаюпочему-мамбл, — пробормотал декан.
Потом, значительно позже, когда музыка уже умрет, декан скажет, что скорее всего им двигало то, что на самом деле он никогда не был молодым — вернее, не был молодым, будучи вместе с тем достаточно взрослым, чтобы осознавать свою молодость. Подобно большинству волшебников, он поступил в Университет в столь раннем возрасте, что остроконечная шляпа то и дело падала ему на глаза. Ну а после обучения… после он стал волшебником.
Его снова посетило чувство, будто в своей жизни он пропустил нечто очень важное. И он осознал это всего пару дней назад. Не понял, правда, что именно он пропустил. Ему вдруг отчаянно захотелось что-то совершить. Хотя непонятно, что именно. Но свершить как можно быстрее. Ему хотелось… он чувствовал себя жителем тундры, который как-то утром проснулся с непреодолимым желанием покататься на водных лыжах. Нет, он не будет сидеть взаперти, пока в воздухе витает эта чудесная музыка…
— Мамбл-мамбл-мамбл-янебудусидетьвзаперти-мамбл.
Его охватили неизведанные эмоции. Он не станет повиноваться! Он отрицает все! Включая закон всемирного тяготения. И он не будет аккуратно складывать одежду, перед тем как лечь спать! Чудакулли, конечно, скажет: «О, да у нас тут мятеж?! Ну и против чего же мы протестуем?» И тогда он ответит… произнесет яркую, запоминающуюся речь! Да, именно так он и поступит! Он скажет ему…
Но аркканцлер уже ушел.
— Мамбл-мамбл-мамбл, — вызывающе пробормотал декан, известный в узких кругах бунтарь.
Сквозь жуткий шум пробился едва слышный стук. Утес осторожно приоткрыл дверь.
— Это я, Гибискус. Вот ваше пиво. Пейте и выматывайтесь!
— Но как? Как нам отсюда уйти? — поинтересовался Золто. — Стоит нам высунуть нос, как они начинают требовать еще!
Гибискус пожал плечами:
— Мне плевать. Но вы должны мне доллар за пиво и еще двадцать пять за сломанную мебель и…
Утес закрыл дверь.
— Я могу поговорить с ним, — предложил Золто.
— Мы и так на мели, — возразил Бадди.
Они переглянулись.
— Но, — продолжал Бадди, — толпа нас любит. По-моему, мы имели успех.
Утес откусил горлышко у бутылки с пивом и вылил содержимое себе на голову [17] .
— Ты лучше скажи нам, — откликнулся Золто, — что такое ты вытворял на сцене?
— У-ук.
— И откуда, — добавил Утес, раздавив бутылку в ладони, — мы знали, что именно нам нужно играть?
— У-ук.
— И еще, — сказал Золто, —
17
Троллье пиво представляет собой растворенный в спирте сульфид аммония и по вкусу напоминает забродившие аккумуляторы.
— Э-э…
— «Кончай топтаться на моих новых синих башмаках»? — припомнил Утес.
— У-ук.
— «Клевая девица госпожа Поли»? — спросил Золто.
— Э-э…
— «Сто Гелитские Кружева»? — поинтересовался Утес.
— У-ук?
— Это такие тонкие кружева, которые плетут в Сто Гелите, — пояснил Золто и бросил исподлобья взгляд на Бадди.
— И кстати, что такое «хелло, бэйби»?
— Э-э…
— Ты поосторожнее с выражениями… Кое-кто может принять это на свой счет.
— Не знаю. Просто эти слова оказались здесь, — попытался объяснить Бадди. — Они были частью музыки, ну я и…
— И двигался ты как-то… смешно. Как будто, у тебя со штанами что-то случилось, — не успокаивался Золто. — Я не слишком хорошо разбираюсь в людях, но некоторые зрительницы смотрели на тебя так, как гном смотрит на девушку, отцу которой принадлежат большой рудник и несколько богатых жил.
— Ага, — подхватил Утес. — Или когда тролль думает: «Ты только посмотри, ну и формация у этой…»
— Ты уверен, что в тебе нет эльфийской крови? — спросил Золто. — Пару раз мне показалось, что ты ведешь себя как-то… по-эльфийски.
— Я сам не знаю, что происходит! — воскликнул Бадди.
Гитара застонала. Все оглянулись на нее.
— Нужно взять ее, — предложил Утес, — и выбросить в реку. Все, кто «за», скажите «Да». Или «У-ук».
Молчание. Никто не спешил привести приговор в исполнение.
— Но… — неуверенно произнес Золто. — Но ведь мы им действительнонравимся.
Они немного подумали над этим.
— И не могу сказать, что это мне… неприятно, — наконец отозвался Бадди.
— Должен признать… стольких поклонников у меня еще не было, — кивнул Утес.
— У-ук.
— Но раз мы такие здоровские, то почему еще не богатые? — поинтересовался Золто.
— Потому что договариваешься ты, — откликнулся Утес. — А если нам еще придется за мебель платить, скоро я буду есть через соломинку.
— Ты хочешь сказать, я не умею договариваться?! — Золто вскочил на ноги.
— В трубу ты дуешь неплохо, но финансовым гением тебя назвать трудно.
— Ха, хотел бы я посмотреть…
Раздался стук в дверь. Утес вздохнул.
— Это снова Гибискус. Дайте-ка мне зеркало, попытаюсь выбить с другой стороны.
Бадди открыл дверь. Утес угадал, это был Гибискус, но за ним стоял невысокий человек в длинном балахоне и с широкой улыбкой на лице.
— А, — сказал он, улыбаясь. — Ты — Бадди, верно?
— Э… да.
А потом мужчина, казалось, не сделав ни единого движения, оказался в комнате и захлопнул дверь прямо перед лицом владельца «Барабана».