Роковая ночь
Шрифт:
— Да, господин мой, — ответил он, — и благодаря ему же ты избег пасти хищного зверя! Ведь ты видел здесь много зверей, но все они бежали от тебя. А знаешь, что произошло с твоим товарищем, который спал с тобой бок о бок? Хищники его растерзали, и, если бы не кольцо, та же участь постигла б и тебя.
Две слезы скатились по моим щекам, когда я услышал о печальном конце Сайда, но образ той, что завладела моим сердцем, был так неизгладим, что я тут же спросил духа:
— А царевна Бади ал-Джемал — жива ли она? И как мне добраться до хаббальского царства?
— Царевна,
Как больно мне было услышать о том, что царевна, которую я полюбил, скончалась много столетий назад! Обращаясь к прекрасной Малике, я сказал:
— Единственное, что меня утешает, это возможность услужить вам, — и прибавил, обращаясь к духу:
— Я повелеваю тебе сию же минуту доставить нас с этой молодой особой на Сарандиб и опустить перед городскими воротами. Хотя ты и заслуживаешь большого наказания за то, что похитил царевну, но я прощу тебя, если ты выполнишь мой приказ.
Джинн-великан молча взял нас на руки и поднялся в воздух. Через несколько мгновений мы были уже на Сарандибе. Опустив нас на землю, джинн спросил, будут ли еще какие-нибудь распоряжения. Я ответил: «Нет!» — и он сгинул.
Мы с царевной остановились на первом же постоялом дворе и стали держать совет, как быть дальше: идти ли мне к царю Сарандиба или послать ему письмо с сообщением о том, что принцесса вернулась. Первое показалось нам разумным, и я отправился во дворец.
Дворец стоял на четырнадцати мраморных опорах, и вела к нему сложенная из редкостного камня лестница о трехстах ступенях. Я пошел в первый зал и не без труда добился разрешения лично увидеть царя. Когда меня к нему наконец допустили, он спросил:
— Откуда ты прибыл в наши края и что тебя сюда привело?
— Государь! Я родился в Египте, но последние три года провел вдали от родных и претерпел множество злоключений.
Царь, сострадательный по природе, ответил:
— Я ненамного счастливей тебя, ибо живу в разлуке с единственной дочерью, которую потерял безвозвратно! — глаза его наполнились слезами. — И обстоятельства ее исчезновения ужасны.
— Государь, — сказал я ему, — я пришел сообщить вам о ней кое-что: хотя вы считаете ее погибшей, но еще до заката она предстанет перед вами целой и невредимой.
— Ах! — воскликнул царь Сарандиба. — Где же ты ее видел?
Я поведал ему о своих приключениях, и, выслушав все, царь обнял меня и сказал:
— Как мне благодарить тебя?
Он пригласил меня отправиться вместе с ним в ту гостиницу, где находилась Малика, и потребовал, чтобы везир проследил за тем, как будут готовить паланкин.
— Я умираю от нетерпения, — прибавил он, — дожидаясь того момента, когда смогу прижать к сердцу свою прелестную Малику!
Он усадил меня в свой паланкин, и мы отправились в гостиницу. Там я стал свидетелем их радостной встречи. Когда же волнение улеглось, царь захотел, чтобы Малика ему рассказала о своем исчезновении. Царевна исполнила его желание и прибавила, что ее добродетель нимало не пострадала от этого
Мы вернулись во дворец втроем. Царь Сарандиба отвел мне во дворце отдельный зал, а горожанам велел молиться за возвращение своей дочери.
Когда день благодарственных молитв подошел к концу, всех знатных людей Сарандиба пригласили во дворец, где было приготовлено роскошное угощение.
С этого дня его величество выказывал мне самое глубокое уважение и всегда приглашал меня провести с ним досуг. В один прекрасный день он предложил мне стать его зятем и преемником на царстве.
— Государь мой! — отвечал я ему. — Разве я не говорил вам о причине, побудившей меня оставить Каир? Неужели вы отдадите Малику человеку, в чьем сердце царит другая? Она заслуживает лучшей участи.
— Но как еще, — спросил он, — могу я выразить тебе свою благодарность?
— Ваш ласковый прием — достаточное вознаграждение! Если я еще и хотел бы о чем-либо вас попросить, так это о том, чтобы вы велели снарядить судно, которое доставило бы меня в Басру.
Вскоре такое судно было снаряжено надлежащим образом. Я распростился с царем Сарандиба и его дочерью и приказал поднять якорь. Через некоторое время мы достигли места назначения; оттуда я вместе с караваном египетских купцов проследовал в Каир, где застал большие перемены при дворе.
Мой отец умер, а брат унаследовал трон. Поначалу он принял меня приветливо и сказал, что султан перед смертью не досчитался в своей сокровищнице кольца и портрета и заподозрил, что их похитил я. Я сознался во всем, рассказал ему правду и вернул кольцо. Несмотря на это величайшее доказательство моего почтения и любви, он распорядился, чтобы в первый же день по прибытии меня заключили в тюрьму; ночью он подослал ко мне одного из своих телохранителей, наказав ему убить меня.
Этот воин, однако, оказался более милосерден, чем тот, кто его послал. Он рассказал мне о намерениях брата и прибавил:
— Принц, ворота тюрьмы открыты! Беги сей же час, пользуйся тем, что на дворе ночь, и не останавливайся до тех пор, пока не достигнешь безопасного места!
Так я поспешно покинул владения моего брата, и каким счастьем было достичь вашего царства, мой повелитель, где я обрел желанное покровительство!
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ БАДР-ЭД-ДИНА ЛОЛО И ЕГО ПЕЧАЛЬНОГО ВЕЗИРА
Когда сын египетского султана закончил свой рассказ, он обратился к правителю Дамаска с такими словами:
— Вы можете рассудить сами, ваше величество, полно ли мое счастье? Мысли мои более, чем когда-либо, полны Бади ал-Джемал.
Бадр-эд-Дин Лоло, не представляя себе, как можно проникнуться любовью к портрету, попросил своего друга Сейф-уль-Мулюка показать ему это чудо искусства. Рисунок его восхитил; он вынужден был признать, что царевна очаровательна.
— Меня не удивляет теперь, что царь Соломон ее полюбил, — прибавил правитель Дамаска, — но твое чувство к ней — плод воображения.