Роковая перестановка
Шрифт:
— Ты с ума сошла? — Он знал, что она действительно сошла с ума. Это не было вопросом. — Отведи мальчика назад. Почему тебе его отдали? Нет, не отвечай. Меня это не интересует. Просто отведи его обратно. Заведи внутрь и оставь у дверей.
— Я хочу, чтобы он был моим. Его зовут Эндрю. Он сказал, что его зовут Эндрю. Он повторял, что Эндрю хочет к маме, поэтому я вошла и сказала: «Вот я, твоя мама, Эндрю, что с тобой случилось?» Я сказала: «Пошли со мной». Они меня не остановили, ничего не спросили, а мальчик пошел со мной.
С самого начала Руфус постоянно помнил о своей будущей карьере, о том, что у него должны быть чистые руки. Или чтобы хотя бы казалось, что у него чистые руки. Он руководил им, этот принцип, удерживал от крайностей. Шива тоже придерживался этого принципа, но он был неудачником, Шиве недоставало безжалостности, поэтому его неизбежно ждало поражение. Иногда Руфусу снились кошмары, в которых то, что он делал или что происходило, рушило его перспективы и уничтожало навсегда то, что могло стать его перспективой. То были ночные кошмары, но они случались и днем, когда его сознание бодрствовало.
— Отведи его назад!
Ребенок — до того момента он, вероятно, был слишком потрясен своим несчастьем — начал плакать. Руфус поднял его и посадил к себе на плечи. Его сердце едва не выпрыгивало из груди, он в буквальном смысле задыхался, его тошнило. Однако, несмотря на все это, он побежал. Ребенок уже орал во все горло. Влетев через двойные стеклянные двери в торговый центр, он вбежал в ближайший магазин — это оказался обувной — сунул мальчишку в руки продавщице и закричал:
— Этот мальчик потерялся, его зовут Эндрю. Объявляли по громкой связи…
Продавщица чуть не уронила ребенка. Его вопли раскалывали воздух. Руфус выбежал на улицу, прыгнул в машину. Обливаясь потом, он ругался на чем свет стоит, то и дело грозил Зоси, что прикончит ее, называл сумасшедшей. Она плакала, лежа на заднем сиденье. Руфус поспешно выехал со стоянки, крутя руль дрожащими руками. Даже сейчас от этого воспоминания у него сердце ушло в пятки. Он взял официальную порцию — ту, что стояла на столике рядом, — и поднес стакан ко рту. Водка согрелась и стала сладкой. Но это не помешало ему насладиться первым глотком.
Они долго ехали в молчании, которое нарушалось всхлипами Зоси. Вот дурак, расслабился, не учел очевидного. Он же видел отметины на ее теле, голубоватые — и, следовательно, недавно появившиеся — растяжки. Он видел, как она отреагировала на картину, а теперь украла ребенка. Что случилось с ее собственным ребенком? Руфус не спросил, он вообще не произнес ни слова. Они опаздывали к Вивьен, и, как это ни странно кажется сейчас, опоздание волновало его сильнее, чем история с Зоси, чем то, что она натворила или могла натворить. Действительно, он не задумывался над тем, что она могла натворить.
Количество машин увеличивалось, так как время приближалось к часу пик. Он ехал по Эйлмер-роуд и по Арчуэй-роуд до
Зоси лежала, уткнувшись лицом в обивку и подтянув ноги к животу. В общем, в позе эмбриона. Плакать она перестала. Руфус повернул на Вью-роуд и увидел впереди Вивьен, которая пристроилась на цоколе изгороди и ждала. Ее бирюзовое платье ярко выделялось на фоне зеленого и серого, выбеленного солнцем неба и потускневших лужаек.
Она села рядом с ним, оглянулась на Зоси и тут же отвернулась.
— Ну, как у тебя все прошло?
— Я виделась с его сестрой, а не с женой. Жена умерла во время родов, у нее была эмболия или что-то в этом роде.
— Такое редко, но случается, — сказал Руфус.
Он поехал по направлению к Северной кольцевой.
Зоси подняла голову.
— Что такое эмболия?
— Пузырек воздуха в вене; если он доберется до сердца или до мозга, человек умрет. Правильно, Руфус?
— Более-менее, — ответил он. Уже тогда ему не нравилось обсуждать эти сложные вопросы с непрофессионалами. — Так ты получила место или пока ничего не ясно?
— Они мне сообщат. Эта сестра встретится еще с несколькими претендентками, прежде чем вернуться в Америку. Она там живет. Сейчас у Николя — она совсем малышка — и другой девочки, Наоми, есть няня, но она увольняется, так как выходит замуж.
Зоси спросила:
— А сколько малышке?
— Девять месяцев.
— Какая она? Красивая?
— Да, конечно. Просто очаровательная. — Вивьен колебалась. Она легонько дотронулась до руки Руфуса. — Знаешь, мне кажется, я сделала глупость. Она сказала, что напишет мне, и я в качестве адреса дала Отсемондо, Нунз, Суффолк. То место действительно так называется?
— Оно называется Уайвис-холл, — ответил Руфус, рассмеявшись. — Тебе придется позвонить им и дать правильный адрес.
— Или выждать две недели и позвонить. Она сказала, что сообщит мне примерно через две недели.
Вспоминая это, Руфус подумал, что полиции не удастся через почту узнать, проживала ли мисс Вивьен Голдман в Уайвис-холле в июле 1976 года. Хорошо, хоть так. Даже самый услужливый и обладающий отменной памятью работник почты не вспомнит про конверт. И та милая почтальонша не вспомнит, что доставляла к входной двери или бросала в ящик у поворота на проселок письмо от Робина Татиана. Письмо было написано и отправлено в Отсемондо, но потом, вероятно, вернулось к отправителю с пометкой «Адресат неизвестен».