Роковая страсть короля Миндовга
Шрифт:
Однако ни в тот день, ни в последующие несколько он так ничего и не придумал. Тем временем известие о том, что младшая дочь князя Герденя живет в Варуте в качестве невенчаной жены короля, разлетелось по всем уголкам благословенной Литвы. Злорадствующие уже смеялись, а сердобольные начали надоедать сочувственными визитами в Нальшу. Что касалось короля, то он словно затаился — от него в Нальшу не поступало ни распоряжений, ни разъяснений.
Тем временем наместник ждал. Самым печальным в той ситуации было то, что он продолжал... любить свою жену. В те осенние дни, думая о ней, он порой воспалялся ревностью — загорался желанием прикончить
Этим желанием — наказать недостойную — он и жил по меньшей мере месяц. Потом гнев его перекинулся на светлейшего. Анализируя случившееся, наместник порой принимался говорить сам с собой, восклицал: «И он смел называть меня другом!» Тем не менее действий не предпринимал, по-прежнему надеялся, что ситуация разрешится сама собой.
Так, в ожидании и бездействии, прошел еще месяц. И вот наступил ноябрь. Несчастного подтолкнул коварный Тренята. Тот сообразил, что, сыграв на честолюбии наместника, он может взгромоздиться на трон...
Жемойтский князь прибыл в Нальшу в начале ноября. Дни к тому времени сделались короткими, а вечера с их скучными посиделками у каминного огня, напротив, значительно удлинились. Гость с порога приступил к своим подстрекательствам:
— Старик выжил из ума! — уверенно заявил он. — Он уже не способен править! Пришло время избавиться от него!
— Скоро он сам, по божьей воле, избавит нас от себя, — ответил уставший от горьких мыслей наместник.
— Мы должны помочь ему в этом! — продолжал навязывать свое гость. — Тевтонцам уже известно о его невменяемом состоянии! Есть сведения, что они опять зашевелились. Следует поторопиться!
Но хозяин Нальши не верил в то, что король Миндовг утратил способность управлять государством. Он полагал, что светлейшего просто следует привести в чувства. Нальшанский князь знал, был уверен, что, убив государя, он ввергнет Литву в хаос. Поэтому вынашивал другое решение — наказать только изменницу. Тем более что он имел право сделать это. Словом, гость уехал ни с чем.
Только после этого князь Довмонт принял решение. Он понял, что должен постараться не ради властолюбивого Треняты, но ради справедливости, чтобы напомнить человечеству о простой и, возможно, самой важной истине: выше чести нет ничего.
Однажды в ноябрьскую ночь, когда небо было сплошь затянуто тучами и неприятно выл ветер, конный отряд в сотню воинов пронесся по Новогородскому большаку в сторону Варуты. За весь путь от самой Нальши этой облаченной в металл лавине, ведомой неукротимым князем Довмонтом, не встретилось ни одной живой души. Впрочем, воины не обращали на это внимания, были сконцентрированы на своей цели. Копыта лошадей их так грохотали, что представлялось, будто это торопятся на праведный суд сами боги. Наконец, увидев впереди в низине отблески огней, отряд усмирил ярость своего движения...
Как всегда, наместник продумал все до мелочей. Оказавшись в непосредственной близости от Варуты, основная группа его людей задержалась в роще, остальные, в их числе и сам князь, проследовали к замковому мосту. Когда приблизились к башне, один из всадников зычно крикнул:
— Посыльный от князя Довмонта!
Имя хозяина Нальши служило в описываемое нами время своеобразным пропуском в литовские замки. Поэтому неудивительно, что в ту роковую для Литвы ночь комендант
— Ваше сия...
— Его величеству королю! — пытаясь действовать нахрапом, закричал храбрый Гесь. — Не терпящее отлагательств сообщение!
Но осторожный комендант уже почуял неладное. Он сухо ответил:
— Обязан доложить.
Но князь Довмонт не зря ходил в любимчиках у короля Миндовга. Уж если ему приходилось брать крепости крестоносцев, то захватить варутинский замок, который он знал, как свои пять пальцев, ему и вовсе не составляло труда.
Комендант еще не закончил, а герса [5] уже дрогнула и поползла вверх... Ее поднимали люди наместника, подосланные в Варуту заранее, за несколько дней, и в назначенный час перебившие охрану в башне... Опешившего коменданта ворвавшиеся во двор просто сбросили в ров.
5
Опускная решетка из дерева и металла.
Пока продолжалась схватка, к воротам подоспел основной отряд нападавших. Замковый двор запрудили всадники.
Тем временем князь Довмонт соскочил с коня и, вытащив из ножен свой увесистый кончар, [6] решительно вошел в королевские покои...
Настенные огни, освещавшие сени, разом затрепетали, грозя потухнуть... За хозяином с факелом в одной руке и с мечом в другой в сени ворвался грозный Гесь. Оба, не сговариваясь, устремились по лестнице на второй этаж. В тиши замковых покоев удары их тяжелых, подбитых металлом сапог о деревянные ступеньки стали громко отдаваться под потолком.
6
Длинный двуручный меч.
Князь Довмонт не останавливался и не оглядывался. Поэтому очень скоро он и его слуга оказались перед входом в сенцы большой королевской опочивальни.
Первым в темноту сенцев шагнул Гесь. Князь услышал сначала удар, а затем сдавленный хрип — это его оруженосец пробил грудь Мончуку. Вскоре слуга вернулся и склонил голову — дал знать хозяину, что путь в опочивальню свободен.
Заступник чести нацелился было ринуться вперед — но тут заметил силуэт в сенцах. Он едва отступил, как на свет вышел государь.
Босой, в отороченном мехом халате поверх белой рубахи, король сохранял в осанке и движениях присущие ему важность и величие. Сообразив, что происходит, он прижался спиной к стене и замер. В свете живого факельного огня можно было заметить, что несчастный намерен что-то сказать...
Еще когда государь только выходил на свет, князь Довмонт подумал, что если он сразу не прикончит этого старого лиса, то потом, когда тот откроет свой рот, у него просто духа не хватит сделать это. Поэтому, решив не искушать судьбу, он выставил меч, без задержки направил его вперед — пробил грудь своему учителю и государю... Король Миндовг умер сразу, не издав ни звука. Через мгновение его сухое тело оказалось распластанным на полу.