Роковая связь
Шрифт:
В сказанном было много пищи для размышлений. Фара старалась не упустить информацию.
— Так думаете, она в чем-то была виновна? Эта женщина?
Он поморщился.
— Без понятия. Не хочется бросать тень подозрения на какую-то женщину, о которой ничего не знаю. Могу говорить лишь о брате и о том, что мне о нем известно. Вы спросили, соответствуют ли убийство и самоубийство его характеру, и я рассказал единственное объяснение, которое приходит на ум о том, как и зачем он мог связать кого-то и зарезать до смерти.
Кевин перестал чиркать. Фара видела только половину
— В котором часу беседовали с Трентом у бассейна? — спросил Кевин.
— Поздно. Возможно в одиннадцать.
— И после этого Вы направились в кинотеатр? — поинтересовалась Фара.
— Ага. Мы с Норой посмотрели фильм, выпили пару бокалов вина, и я уснул в кинотеатре.
— Какой фильм? — осведомилась детективша.
Он одарил ее долгим взглядом, прежде чем ответить:
— «Братья Сэма».
Фильм в жанре вестерн, который все еще показывали в кинотеатрах. Тай хотел посмотреть его, однако, учитывая их рабочие графики и проект по перепланировке ванной комнаты для гостей, который, казалось, затянется до следующего лета, они так и не добрались до просмотра.
— И как?
Он пожал плечами.
— Занимательная посредственность.
Она приберегла ответ на будущее, чтобы использовать в личных целях. Истоками поделиться не сможет, но теперь всегда, до конца своих дней, будет связывать эту фразу с мгновением, когда она восседала в гостиной Хью Айверсона и говорила о кино и его умершем брате-близнеце.
— Значит, Вы спали, пока Нора не разбудила. Вы вообще просыпались в течение ночи? Слышали что-нибудь?
— В кинотеатре тьма-тьмущая. Без солнечного света, проникающего в окна, легко можно дезориентироваться. Думаю, я проснулся около шести или семи, повернулся на бок и снова заснул.
— А это нормально, что Вы так долго спите? — она взглянула на записи. — Это было, во сколько? Нора разбудила Вас около девяти тридцати?
— Вообще-то нет. — Он встретился с ней взглядом: пристальный взор был сродни теплому лучику внимания, такого, от которого она не смогла отвести глаз. — Обычно в течение недели встаю в полседьмого или в семь. Но по выходным я, как правило, ложусь позже, и, как я уже отметил, в кинотеатре темно.
Ничего подозрительно в этом не было. Тем не менее, Кевин сделал пометку. Он прочистил горло и снова ринулся в допрос:
— До прошлой ночи, когда Вы в последний раз разговаривали с Трентом?
Хью сосредоточено насупил брови.
— Во вторник… нет, в среду. Он заскочил, чтобы забрать что-то у Норы. Мы немного поболтали у парадного входа.
— Что ему было нужно от Норы? — Фара подалась вперед, и напряжение в пояснице ослабло.
— Не знаю. — Хью пожал плечами. — Вам бы у нее уточнить.
— Вы с Трентом были близки? — вопросил Кевин.
Вопрос, казалось, опечалил Хью, и ему потребовалась минутка, чтобы собраться с мыслями. Он посмотрел на свою лодыжку, прежде чем повернул голову и уставился в окно. Когда он заговорил, лицо было невозмутимым, однако
— Мой брат, он… был непростым человеком. У нас есть общие черты и то, в чем мы расходимся. Я решил справиться со сложностями в жизни одним способом, он же — другим. Мы зачастую расходились во мнениях по поводу этих стезей. Но у нас всегда имеется — всегда имелась — любовь и поддержка. Не понимаю, почему он творил те или иные действия, но я помогал ему, как мог. Нет, мы не были близки. — Он прочистил горло. — Мы были большим. Одним целым. Я потерял частичку себя, и нужно научиться справляться без нее. Хотите начистоту? Сейчас я хочу умереть, а эта женщина наверху — единственное, что поддерживает во мне жизнь.
Слабовольная женщина свалилась бы в обморок, но Фара была излишне циничной для этого. Монолог был безупречен. Она придирчиво проанализировала интонацию, энергетику, мужчину, сидящего перед ней, чьи отточенные грани истирались и растрескивались на глазах.
Если он притворялся, то Хью Айверсон — лучший актер в мире.
Именно в этом и была соль. Он и впрямь был лучшим.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВНАЯ ГЕРОИНЯ
Нора Кемп стояла в двухэтажной библиотеке дома, прижав к уху мобильник, и слушала бубнёж их адвоката о судебных процессах. Как только он вдохнул, актриса прервала его:
— Я лишь хочу выяснить, сможем ли мы заткнуть им рты.
— Зависит от обстоятельств. Насчет чего? — У Джеффа Бурдена была бесящая манера говорить так, как будто у него была куча времени, а его клиенты — ноющие младенцы, размахивающие пустышками.
— Насчет всего! — огрызнулась она. — Какая разница? Как-то не хочется, чтобы прислуга разбалтывала информацию о нашей жизни. Если они не видели Трента и их не было здесь во время убийства, то не понимаю, почему их вообще допрашивают.
— Скажу в защиту полиции, Нора, — они не знают, что прислуга видела или нет, и кто когда работал.
— Тогда сможем ли ограничить их вопросы только этим?
— Что же, не хочу вмешиваться в личные дела, Нора, но что…
— Так не вмешивайся, Джефф, — резко отчеканила она. — Я задала вопрос. Отвечай.
Он помедлил.
— Давайте подключим Хью к этому разговору.
— Отвечай на долбаный вопрос.
Наступила долгая пауза. Женщина выпрямилась во весь рост, напомнив себе, что она — Нора Кемп. Даже Джефф не знал о ее прошлом, о крови, деньгах и сердечных муках, которые привели к этому трону.
Если он посчитал, что сможет надавить на нее, то глубоко ошибается. Все, кто третировал ей, в конечном счете вынесли урок.
Когда адвокат наконец заговорил, тон из непринужденного превратился в стальной:
— Не обижайтесь, Нора, однако я плохо реагирую на приказы. Вы хотели лучшего, вот он я. Как насчет того, чтобы проявить ко мне толику уважения?
Под горячую руку попала книга первого издания в твердом переплете: она схватила ее с книжной полки и швырнула в стену.
— Ты уходишь от вопроса, а я хочу знать ответ на него. Пожалуйста. — Последнее слово выговорила с трудом, ненавидя его привкус на языке.