Роковая татуировка
Шрифт:
— Больше ничего не нужно знать. Правда. Я помню термин лишь потому, что живопись прерафаэлитов меня трогает. — Он осторожно приобнял ее за талию. — Пойдем?
— Конечно, — Она шагнула вперед, отстраняясь от его прикосновения. — Так кто же они такие?
На этот вопрос он мог ответить.
— Художники, решившие пренебречь канонами художественной академии и создать новую живопись по собственным стандартам.
— Бунтари, значит? — Лесли засмеялась.
По неведомой причине она расслабилась, почувствовала себя свободно. И в сравнении с
— Да, бунтари. Они изменили мир, поверив, что смогут это сделать.
Он повел Лесли мимо летних дев, для нее невидимых. Те о чем-то перешептывались и бросали на него негодующие взоры.
— Вера обладает силой. Когда веришь, можно…
Девы неожиданно окружили их, и Ниалл остановился.
Они затараторили наперебой:
— Кинана это не обрадует.
— Никаких смертных, Ниалл. Ты же знаешь.
— Или с этой девушкой Кинан разрешил?..
— Она подруга Айслинн.
— Ниалл, оставь ее в покое!
Последнее было сказано с истинным возмущением.
— Ниалл! — повернулась к нему Лесли.
— Что?
— Почему ты замолчал? Мне нравится твой голос. Расскажи еще что-нибудь, — попросила она настойчиво, как никогда раньше. Этой настойчивости не было все то время, пока он охранял ее, и даже две минуты назад. — Об этих художниках.
— С удовольствием. Они не следовали старым правилам. Создавали собственные. — Ниалл отвернулся от летних дев, по-прежнему тараторивших что-то сердито и испуганно. Ничего нового они ему сказать не могли. — Иногда следует бросать вызов правилам.
— Или нарушать их? — Дыхание Лесли участилось, улыбка стала опасной.
— Порой и так, — согласился он.
Ей не понять, что означает нарушение правил для него. Но он их и не нарушает. Слегка раздвигает границы, так вернее сказать.
Он предложил Лесли руку, и оба двинулись в следующий зал.
«Мой король велел мне охранять ее, — думал Ниалл, чувствуя легкий трепет маленькой ручки на сгибе своей руки. — Он знает, что я с этим справлюсь. Я осторожен и удержусь в рамках».
Все будет хорошо.
Именно его Кинан чаще других просит сопровождать Лесли. Король верил ему, несмотря на опасность, которую представляют его объятия для смертных. Не напоминал о том, что происходило с ними в результате любовной связи, не спрашивал, скольких Ниалл успел погубить, связавшись с Айриэлом.
Просто доверил ему сделать то, что должно быть сделано.
И Ниалл убережет эту девушку от роковых последствий своей любви. Сегодня ее красота и одиночество заставили его позабыть о добрых намерениях, но с завтрашнего дня он снова будет охранять ее невидимым.
Нет ничего плохого в том, чтобы прогуляться и поговорить с ней. Один раз.
Он держит себя в руках и не причинит ей вреда. Не станет же он рассказывать, кто он такой на самом деле и сколько раз ходил за нею без ее ведома. И целовать ее не станет.
— Не хочешь перед выставкой перехватить по сандвичу? — спросила Лесли.
— По
Это в пределах правил. Никакой опасности. Опасность девушке грозила бы, предложи он ей пищу фэйри. А от еды смертных, приготовленной и поданной смертными, вреда не будет.
Ее рука легонько сжала его руку. Лесли тихо сказала:
— Я рада, что мы встретились.
— Я тоже, — ответил Ниалл, но отстранился.
Он мог бы, наверное, стать ей другом. Но не больше. Все прочее под запретом. Она сама — под запретом.
И оттого еще притягательней.
Через два часа — слишком коротких — явился стражник на смену Ниаллу, и тот, извинившись, расстался с Лесли. Испытывая грусть и облегчение. Пребывание рядом с ней было пыткой, сладостной, но пыткой, ибо он ни на секунду не мог забыть о том, что она никогда не будет ему принадлежать.
Выйдя из музея, Ниалл увидел на улице нескольких фэйри, сильно избитых, но словно бы ничего не чувствующих — явно под влиянием зелий, которыми их опоили подданные Айриэла. Поскольку неподалеку находились излюбленные в последнее время притоны темных фэйри, это зрелище не удивляло. Но потом навстречу Ниаллу стали попадаться избитые смертные, и довольно много. Им самим следы побоев казались, разумеется, обычными, но Ниалл видел истинную форму подживающих синяков и понимал, что оставлены они не человеческими руками, а когтистыми лапами. За что?
Встречавшиеся по пути фэйри Зимнего двора посматривали на Ниалла испуганно. Одиночки, завидев его, спешили к кому-нибудь подойти. Даже безразличные ко всему келпи, плескавшиеся в городских фонтанах, и те провожали его настороженными взглядами.
Подобного отношения Ниалл заслуживал когда-то, но он давно покинул Темный двор. Решив начать жизнь заново, Ниалл попытался исправить то, что натворил. И теперь, при виде избитых смертных и встревоженных фэйри, на него вдруг нахлынули воспоминания, которым лучше было бы оставаться глубоко внутри. Остекленевшие глаза тоненькой рыжеволосой девушки, безвольно обмякшей в его объятиях, обессилевшей после многочасового соития; стол, сломавшийся под танцорками, и заразительный смех Айриэла; кровожадная радость Габриэла, нападавшего на смертных, пока Айриэл подливал еще вина; странные напитки и незнакомые травы на столе; танцы и галлюцинации; плач девушек, когда их вырывали из рук Ниалла. И сам он, упивавшийся всем этим.
К тому времени когда Ниалл добрался до Хантсдейла и вошел в королевский лофт, он пребывал в таком подавленном настроении, что никакого праздника не хотелось. Поэтому он встал у высокого окна, откуда был виден круг вытоптанной травы в парке, где шло веселье. Летний двор праздновал свое возрождение, радуясь согласию — пусть еще и не устоявшемуся — с Зимним двором. Тепло в этом году пришло намного раньше обычного. То был подарок от королевы Зимы: то ли предложение мира, то ли знак любви. Неважно. Все равно хорошо. Но даже это Ниалла не утешало.