Роковой 1945 год - мой побег из русского плена(Доклад от 31 июля 1975 года)
Шрифт:
Май 1945 года — пушки в Германском рейхе начинают умолкать. В последней сводке вермахта (9 мая 1945 года) говорится:
«Заслугам и жертвам германских солдат на земле, в небесах и на море не сможет отказать в уважении и противник. Поэтому каждый солдат может с достоинством и гордостью сложить оружие и в самые тяжелые часы нашей истории храбро и уверенно приняться за работу во имя вечной жизни нашего народа. В этот тяжелый час вермахт отдает дань памяти своим павшим от рук врага соратникам. Павшие обязывают нас к безусловной верности, послушанию и дисциплине ради кровоточащего из бесчисленных ран Отечества».
Однако, для многих солдат вермахта и Ваффен СС каждодневная борьба за выживание не прекратилась. Их будущее оставалось совершенно неясным. Придется ли им, вместе с массами военнопленных в серых солдатских шинелях, бесконечными колоннами брести на восток? Страдать от голода и непогоды в
Жертвы, людские и материальные потери, понесенные русскими, а кроме того — недостойное, бесчеловечное обращение немцев с пленными красноармейцами, равнодушное отношение служб вермахта к голодной смерти русских военнопленных позволяли ожидать актов мести и принятия беспощадных мер компенсации причиненного русским ущерба сразу же после окончания войны. Не может быть никаких сомнений в том, что обращение немцев с русскими военнопленными было военным преступлением, однако в то же время нельзя не упомянуть и о том, что на раннем этапе войны сдавались или попадали в плен целые подразделения Красной Армии, вследствие чего обеспечение столь больших масс военнопленных средствами к существованию очень быстро вышло за рамки возможностей службы снабжения вермахта. К тому же немалая часть русских, настроенных враждебно к большевизму, приняла решение перейти на службу в вермахт и Ваффен СС в качестве солдат, сотрудников оккупационных властей или же добровольных помощников. Таким путем многим русским солдатам удалось избежать судьбы многих своих товарищей, оставшихся в лагерях военнопленных.
Солдаты Русской Освободительной Армии (РОА).
Плакат РОА с российским флагом и свастикой.
Вернемся, однако, к роковому 1945 году и к его оценке, характерной для послевоенного периода. Тот, кто вырос в Федеративной Республике Германии — «витрине Запада» и государстве, являющемся фактически сателлитом США, и вписался в западногерманское общество, хорошо помнит, что подавляющее большинство средств массовой информации, политических деятелей и представителей «общественности» этого государства придерживалось мнения, что акты мести, совершенные «русскими», угон ими германских военнопленных на «варварский» Восток и т. д. являлись, якобы, главным злом, обрушившимся на немцев летом 1945 года. А вот западные союзники, напротив, проявляли к ним мягкость и стремились, главным образом, к взаимопониманию с побежденными германскими солдатами. Разумеется, западные союзники не угоняли немецких солдат в плен в таком большом количестве, как это делали русские, и в западном плену немцам не приходилось десятки лет, в крайне суровых условиях, заниматься каторжным трудом. Тем не менее, утверждения о «мягкости» западных союзников — не что иное, как мифы, продиктованные исключительно политической конъюнктурой. Никто в ФРГ не упоминал о созданных американцами на лугах Рейнской области «лагерях голода и смерти», в которых, несмотря на всю освободительную риторику, совершались военные преступления, обойденных вниманием юристов и не искупленных до сих пор. Число германских солдат, обреченных на смерть от голода и болезней в этих лагерях, составляет многие тысячи, а возможно — даже сотни тысяч.
Одной из причин нежелания заниматься расследованием военных преступлений, совершенных западными союзниками, так же основательно, как и расследованием военных преступлений, совершенных русскими, являлась «холодная война» и лежавший в ее основе дуализм двух «сверхдержав» — СССР и США. Новая элита Федеративной Республики Германии стремилась к интеграции с Западом любой ценой — даже ценой утраты шанса на создание нейтрального объединенного германского государства как основы Центральной Европы. При этом многие, по сути своей, национально-консервативные круги ФРГ с их вполне понятным, но совершенно гипертрофированным антикоммунизмом сыграли роль «полезных идиотов» США, игнорируя противоречие между американским и традиционным для немцев представлением о государстве, обществе
Данный упрек не следует расценивать ни как принципиальный оправдательный вердикт в адрес Красной Армии и советских оккупационных властей, ни как принципиальное обвинение в адрес западных союзников, но как попытку дифференцированного подхода к фактам обращения с германскими солдатами в плену у западных союзников и в русско-советском плену, с учетом всех аспектов этого обращения. Совершенно независимо от того, как мы относимся к началу или ходу войны, нам представляется необходимым показать тем поколениям, которые придут на смену нашему, что многие германские солдаты, которые, как и их враги, выполняли свой долг, действуя в соответствии с воинской этикой, были в 1945 году лишены всех прав и попросту превращены в жертвы победителей. Им пришлось пережить самое худшее из всего, что только можно себе представить. Нам надлежит почтить их память и назвать совершенные по отношению к ним преступления преступлениями, независимо от актуальной политической конъюнктуры.
Далее мы приводим рассказ о пережитом Хуберта Шрайнера. В его лице мы даем слово германскому солдату, которому летом 1945 года довелось пережить как страшные, так и счастливые минуты и который, в конце концов, сумел вернуться в лоно семьи.
«История, которую я хотел бы вам сегодня рассказать, произошла ровно тридцать лет тому назад, в период с 8 мая по 7 июня 1945 года. Речь в ней пойдет о моем бегстве из русского плена. Перед лицом жесточайшей нужды и безмерного горя, выпавших в ту пору на долю многих немцев, мне казалось, что не стоит рассказывать о превратностях моей солдатской судьбы. Но сегодня, когда сменилось целое поколение и эти события стали частью истории, человеческие аспекты и авантюрный характер того, что тогда приключилось со мной, представляются мне более важными и назидательными. Поэтому я счел необходимым и полезным рассказать вам о них. Другая причина, по которой я, друзья мои, не намерен более умалчивать об этой истории — это все возрастающее, с возрастом, стремление рассказать о пережитом, поделиться с другими собственным опытом, повествуя о том, что представляется тебе важным лично для себя.
С начала войны (я был призван в армию 26 августа 1939 года) и до капитуляции 8 мая 1945 года я прослужил в одной и той же части — сформированной в районе Амберга команде аэродромно-технического обеспечения. Мы обслуживали персонал боевых эскадрилий на всех фронтах, во Франции, Бельгии, Югославии. В конце войны нам пришлось отступить в южную Венгрию, откуда мы, в самый разгар строительства нового аэродрома, были передислоцированы в Австрию, в район Вена-Пёхларн, где нас и застала безоговорочная капитуляция. Там нам и был дан последний приказ по части.
Тот, кто, будучи солдатом, пережил 8 мая 1945 года, никогда не забудет то чувство унижения, то чувство постыдного бессилия, с которым он сдавал свое оружие, окончательно превращаясь в «объект». Еще вечером 8 мая мы, сохранив часть нашего автомобильного и конно-гужевого транспорта, направились в лагерь для интернированных Прагартен, расположенный в 20 километрах севернее г. Линца. Там в последующие дни были согнаны в открытое, лишенное всякой тени поле, примерно 16 000 солдат всех частей 6-й армии, представители самых разных родов войск, авиации, полиции и СС. Американцы герметически отгородили лагерь танками, расставленными с интервалом 50 метров, между которыми были расставлены часовые и ходили патрули. Беззащитные, страдая от воздействия погодных условий, вынужденные довольствоваться остатками взятого с собой провианта, мы с каждым днем все яснее осознавали всю беспросветность существования военнопленных. Когда у одного из наших товарищей случился нервный срыв и он, одетый только в брюки, побежал в направлении одного из танков, его пристрелили на месте. Старший по лагерю (бывший командир моей части) подал, по всей форме, жалобу американскому коменданту. «Великодушные» американцы ответили ему, что «не нуждаются в немецких извинениях».
Утром 13 мая нам приказали по громкоговорителю построиться в «коробки» по 500 человек, лицом в направлении Линца. Я, вместе с моим товарищем, которому особенно доверял (унтер-офицером Первой мировой войны), встал во 2-й ряд 2-й «коробки». Когда мы дошли до проселочной дороги, направление марша внезапно изменилось. Нас погнали уже не на юг, в направлении Линца, а на северо-запад, в направлении Прегартена. Там каждой «коробке» был придан новый конвой, состоявший из 6 русских кавалеристов. Американские конвоиры ушли, а нам сообщили по громкоговорителю, что мы отныне — русские военнопленные, что мы идем на Восток восстанавливать разрушенный Сталинград и что всякая попытка к бегству будет пресекаться силой оружия без предупреждения.