Роковой аккорд
Шрифт:
Удерживая улыбку, я сказала:
— Мистер Бенедек, если вы не хотите разговаривать со мной, могли бы предупредить и по телефону.
Он поднялся, взял полотенце и принялся вытирать затылок и шею.
— Напротив, я очень хочу поговорить с вами. Особенно если вы будете называть меня Грэй. Отличная выйдет беседа.
— Вам не нравится моя работа?
Он фыркнул, прочистил нос кончиком полотенца:
— Считаете, я не прав? Просто вы не видите свою работу с другой стороны.
— Что вам известно о моей
— Клэр много чего насказала, так что я слазил в интернет. Кстати, на рождественской вечеринке в редакции вы смотритесь очень ничего. Почаще распускайте так волосы.
В студии было нежарко, но меня залила горячая волна, пришлось куртку расстегнуть.
— Что вы хотите выведать? — жестко спросила я. Отлично: теперь он хотя бы смотрит мне в глаза.
— Это вы просили об интервью.
— Но я же вижу, вы на журналистов зря время не тратите. Либо вам что-то нужно от меня, либо Клэр Кроули поручила выведать у меня то, чего не может узнать сама.
Грэй с такой силой потер свой затылок, что я поняла: истина где-то рядом.
— Гляди-ка! А она умнее, чем кажется.
Я прикусила язык, но недостаточно крепко:
— Значит, я не смогу сделать никаких выводов насчет Оливии исходя из собранного материала, а вы по внешности судите о моем уме?
— Я был неправ. — Его сексуальная усмешка вызвала у меня желание испробовать одну специфическую позу с участием моего колена и его интимных органов, но Грэй уселся на стул и скрестил свои длинные мускулистые ноги — неужели что-то почуял?
— Извините, не хотел вас обидеть.
— Хотели! — не уступила я.
Он снова усмехнулся, на сей раз уважительно.
— Скажем так: я вас прощупывал.
— Я журналистка. Что меня прощупывать?
— Джордан думает иначе.
— Я не отвечаю за домыслы Джордана.
— А за слова Оливии?
— Даже за слова Клэр. Вы бы могли к этому уже привыкнуть, все ваши знакомые по очереди твердят мне, что другим вашим знакомым верить нельзя. Они все параноики или как?
— Наверное, это от кокаина. От кокаина в восьмидесятые и от всего прочего в семидесятые, — захихикал он.
Чему он радуется? И чем дальше, тем больше.
— Недоверие отрицательно сказывается на отношениях.
— О да! Жизнь опасна, от нее умирают.
Я села на такой же деревянный стул, чтобы смотреть Грэю глаза в глаза.
— Давно вы спите с Клэр Кроули?
Его хохот взмыл к потолку, словно высокая нота, завершающая мелодию, отразился от зеркальных стен. Сам по себе весьма обаятельный смех, но смеялся он надо мной, так что я аж зубами заскрипела.
— Она трахает меня без малого тридцать лет, но секса у нас с ней не было, если вы об этом.
— Джордан утверждает, что был.
Грэй сморгнул:
— Вы тут новичок, но могли бы уже сообразить: Джордан говорит не то, во что он верит, а то,
— Клэр Кроули спала с Расселом Эллиотом?
Грэй снова сморгнул, помедлил, обдумывая ответ. Подозрительная пауза.
— Мужчина и женщина могут быть друзьями, даже если они не спят вместе, или в вашем мире это не так?
Я приняла это как положительный ответ на вопрос относительно Клэр и Рассела, однако настаивать не стала.
— Вы тоже исполняете ее просьбы только потому, что вы друзья?
— Мы с Клэр знакомы с колледжа. Все равно что родственники. — У Грэя не было детей, он никогда не вступал в брак, хотя заводил продолжительные романы с большеглазыми и нежными исполнительницами авторских песен. Исполнительницам неизменно было двадцать с небольшим лет, Грэю — постепенно ближе к пятидесяти. В отличие от остальных членов группы Грэй остался в семье Кроули после смерти Мики. Так что насчет «родственников» он не солгал, вот только какие родственники — брат с сестрой, муж с женой?
Словно повернули ручку радио, и в голове моей зазвучала «Икона», одна из немногих песен группы, написанных и исполненных Грэем Бенедеком: «Сердце одиночества, боль моя и рана, ты сводишь меня с ума, но быть здоровым странно». Слова растворялись в пронзительном соло на пианино, от этой мелодии мы застывали на месте во время танцев и болтовни в школе и даже в колледже — разве что в этот момент парочка целовалась, тогда поцелуи становились горячее и слаще. В аннотации «Икону» именовали «потрясающим гимном славе, ненависти/любви, которая связывает музыкантов с их делом», но заглянув в лицо Грэю Бенедеку и услышав в своей голове эту песню, я поняла, что писал он не о славе, а о женщине, которая не хотела, не могла, не ответила ему взаимностью. Например, о Клэр. Знал ли об этом Мика?
Но и по этой линии давить не следовало, так что я проглотила очередной напрашивавшийся вопрос и сказала:
— Для родственников люди готовы сделать больше, чем для друзей.
— Смотря какие родственники и какие друзья.
— Верно.
— Я решил поговорить с вами. Клэр кое-что рассказала о вас, я заинтересовался и решил выяснить все сам.
— Вряд ли она сочла меня красивой или умной, так что же вас заинтересовало?
— Она сказала, что вы знаете, где находятся пленки из отеля.
Ого! Я попыталась захохотать не хуже Грэя Бенедека, но вместо его серебряного колокола вышло кряканье чайки. Откашлявшись, я мягко напомнила:
— Но ведь Клэр уверяет, что пленок больше нет. Она их сожгла.
Грэй выпятил нижнюю челюсть:
— Быть может, какие-то уцелели.
— Это ее теория или ваша?
Грэй демонстративно отвернулся к окну, но тут уж я не сдавалась:
— Даже если пленки сохранились, я не знаю, где они сейчас. Пленки были украдены.
— Якобы.