Роковой дом

Беллок Лаундз Мари Аделаид

Наконец она вскинула голову и, увидев стоящего над ней графа, не без труда встала на ноги. Обострившемуся воображению француза она предстала чудовищным хищным зверем, которому помешали вонзить когти в добычу.

— Какая неприятность! — воскликнула она по-английски. — У нашей подруги порвалось ожерелье, и все ее жемчужины раскатились по полу! Мы с Фрицем пытались их собрать. Миссис Бейли так расстроилась! У нее даже голова закружилась. Но я ей сказала, что мы отыщем весь жемчуг, пусть только чуть-чуть потерпит, и предложила немного

коньяку — муж держит его на случай, если кому-нибудь сделается плохо — но она не хочет! Правда, Сильвия?

Она беспокойно уставилась на склоненную голову гостьи. Сильвия подняла глаза. Словно бы загипнотизированная голосом мадам Вахнер, она встала, и на ее белом лице появилась еле заметная жалкая улыбка.

— Да, — глухо проговорила она, — мое жемчужное ожерелье порвалось. Мне стало нехорошо. У меня ужасно закружилась голова… наверное, от жары.

Поль де Вирье внезапно шагнул в комнату. Только что он заметил предмет, от которого у него тоже «закружилась голова».

Этот предмет, неуместный в столовой, не должен был покидать пределы кухни. Это была громадная деревянная колотушка, какими французские повара отбивают мясо. Ее конец выглядывал сейчас из ящика орехового буфета.

Судя по всему, ящик вытаскивали вкось, и он застрял, как бывает с плохо сделанной мебелью.

Тут в дверях появился Честер. Вахнер ненадолго задержал его в холле пространной болтовней о том, как приятно протекал их званый ужин, пока миссис Бейли не сделалось вдруг плохо.

Честер тревожно взглянул на Сильвию. Она была необычно бледна, без кровинки в лице, но, казалось, находилась в добром согласии с мадам Вахнер! А та — толстая, добродушная на вид женщина — тоже до неузнаваемости изменилась. Утратив свою обычную улыбчивость и безмятежность, она наливалась краской и пыхтела. Тем не менее, она встретила Честера любезной миной.

Юристу трудно было поверить, что эта зауряднейшая чета всерьез собиралась ограбить свою гостью. Но письмо… странное, зловещее письмо, посланное от имени Сильвии! Кто его написал и зачем?

Честер чувствовал себя как в кошмарном, запутанном сне.

Но осторожный, уравновешенный ум адвоката был далек от полного понимания страшной истины. Его подозрения, вызванные исключительно этим загадочным письмом, не заходили далеко: он думал, что чета Вахнеров намерена вытянуть у гостьи деньги и запутать ее, с тем, чтобы она в тот же вечер покинула Лаквилль.

— Сильвия, — сказал он коротко. — Полагаю, нам нужно идти. У калитки ждет такси, так что мы отвезем тебя на «Виллу дю Лак». Но прежде, конечно, необходимо собрать твой жемчуг. Это не займет много времени!

Сильвия не отвечала. Она даже не обернулась. Устремив взгляд вперед, она словно бы рассматривала на крашеной стене какие-то только ей видные письмена.

В комнату тихо вошел ами Фриц. Он выглядел еще большим чудаком, чем обычно, сжимая в одной руке черную тюлевую шляпку и сумочку миссис Бейли, а в другой — веник.

—

Я подумал, что вы не захотите возвращаться за шляпкой в спальню, — смиренно проговорил он, и миссис Бейли, повернув наконец голову, одарила его самой настоящей благодарной улыбкой.

Она напомнила себе, что был момент, когда он готов был ее отпустить.

Лишь однажды он вызвал у нее не менее одуряющий, панический страх, чем мадам Вахнер: когда так диковинно оскалился и высказал сожаление, что она отвергла отравленный кофе.

Положив шляпку и кошелек на середину стола, ами Фриц принялся умелыми, размашистыми движениями подлетать пол.

— Так проще всего собрать жемчужины, — пробормотал он. Трое из прочих стояли и смотрели на него. Только Сильвия, к которой происходящее имело самое непосредственное отношение, уставившись в стену, не выказывала ни малейшего интереса.

Наконец мсье Вахнер взял со стола длинную ложку и с ее помощью засунул в сумочку Сильвии все, что собрал на полу: жемчужины, пыль и пух.

— Ну вот, — произнес он со вздохом облегчения, — Теперь, думаю, все на месте.

Говоря это, он, тем не менее, знал, что часть жемчужин — штук пять или шесть — скрылась в широком рукаве его жены.

Затем, совершенно неожиданно, мадам Вахнер издала хриплый испуганный возглас. Один из жандармов вскарабкался на подоконник и готовился спрыгнуть в комнату. Мадам Вахнер проворно заковыляла к двери, но в холле наткнулась на еще одного жандарма.

Глаза Сильвии заблестели, она вся, телом и душой, предалась чувству, дотоле ей незнакомому.

Она жаждала мести — мести не столько за себя, сколько за свою убитую подругу. Схватив графа Поля за рукав, она прошептала:

— Они убили Анну Вольски. Она зарыта в лесу, там, где собирались зарыть и меня, если бы вы не явились как раз вовремя.

Поль де Вирье взял со стола шляпу Сильвии, вложил ей в руку и сомкнул на полях ее пальцы Машинальным жестом она надела шляпу на голову. Затем граф церемонно предложил Сильвии руку и вывел ее из столовой в холл.

Мадам Вахнер, по-прежнему не закрывая рта, протянула руку, чтобы попрощаться с юной англичанкой.

— Я запрещаю вам к ней прикасаться! — сквозь зубы проговорил граф. Сильвия послушно отдернула руку, и мадам Вахнер отступила.

Поль де Вирье кивнул полицейскому начальнику.

— Помните, в Лаквилле исчезла польская дама? У меня есть причины подозревать, что эти люди убили ее. Я доставлю мадам Бейли к врачу, а потом вернусь сюда. Вы, конечно, знаете, что делать тем временем.

— Но, мсье, разве я не должен просить английскую леди задержаться?

— Конечно, нет. Я за нее отвечаю. В нынешнем состоянии она не выдержит допроса. Заприте этих людей в разных комнатах. Я пришлю вам подкрепление, а завтра утром нужно будет покопаться в лесу за домом.

За его спиной зазвучали пронзительные, негодующие протесты ами Фрица и его супруги.