Роковой обет
Шрифт:
Отвлекшись от своих свитков, он любезно поприветствовал пришедших и выслушал их просьбу: просмотреть списки гостей и выявить всех молодых людей примерно двадцати пяти лет от роду, небогатых, но хорошего происхождения или, во всяком случае, получивших хорошее воспитание и обученных грамоте, притом темноволосых, темноглазых и довольно высокого роста — иными словами, всех, кто мог подходить под описание Люка Мервеля. По мере того как брат Дэнис водил по списку указательным пальцем, число постояльцев, среди которых мог оказаться разыскиваемый беглец, заметно уменьшалось. Большинству паломников мужчин было никак не меньше срока, а среди молодых
— А есть среди них такие, что пришли в одиночку, — спросил Хью, просматривая последний список.
Брат Дэнис, склонив набок круглую голову с розоватой тонзурой, в свою очередь, пробежал этот лист круглым, как у малиновки, глазом и пожал плечами.
— Ни единого. Молодые сквайры — а вы ведь такого ищете — вообще редко пускаются в паломничество, если им не приходиться сопровождать своего лорда или леди. Ну а если все же пускаются, — худо ли летом, в прекрасную погоду побывать на таком празднике, как наш — то собираются компаниями, чтобы не скучать по дороге. Им ведь и поразвлечься хочется, дело-то молодое.
— Есть здесь двое таких, — заметил Кадфаэль, — что хотя и пришли вместе, но не с намерениями поразвлечься. Признаюсь, меня они несколько озадачивают. Описание, которое мы имеем, могло бы, пожалуй, подойти к ним обоим. Ты ведь их знаешь, Дэнис, — того малого, что держит путь в Абердарон, и его неразлучного спутника. Они ведь оба грамотные, с хорошими манерами и сюда заявились откуда-то с юга, из-за Адингтона. Это точно, их там видел брат Адам из Ридинга.
— Ты имеешь в виду того босоногого паломника и его верного друга, — пробормотал брат Дэнис, отыскивая в списке их имена. — Точно, они и по возрасту годятся, что тот, что другой, и по росту, и по сложению. Но вам-то нужен один юноша а их двое.
— Что с того? — возразил Кадфаэль. — В любом случае потолковать с ними не помешает. Пусть даже ни один из них не тот, кто нам нужен, но ведь они пришли из тех же краев, откуда вышел и он. Вдруг они встречали по дороге одинокого путника. Конечно, мы сами не вправе расспрашивать, кто они да откуда, но это во власти отца аббата. К тому же честным людям скрывать нечего, и коли они таковы, то сами охотно расскажут все, что нас интересует.
— Точно, — загорелся Хью, — стоит с ними поговорить. Даже если они не имеют никакого отношения к этому Люку и слыхом о нем не слыхивали, мы на этом разговоре потеряем никак не более получаса. и, уж наверное, они не обидятся на нас за расспросы.
Правда, — с сомнением заметил Кадфаэль, — все, что мы знаем об этой парочке, не больно-то вяжется с рассказами о Люке. Насколько мы можем судить, один из них смертельно болен и направляется в Абердарон, чтобы там окончить свой земной путь, а другой намерен не покидать его до последнего часа. Но с другой стороны, ежели человек хочет исчезнуть, он может придумать и не такую историю — это не труднее, чем назваться чужим именем.
— Но если один из этих паломников и вправду тот, кого я ищу, то кто же, во имя Господа другой? — спросил Оливье.
— Мы тут без конца задаем друг другу вопросы, на каждый из которых легко можно получить ответ у любого, из этих двоих, — заметил Хью, склонный не рассуждать, а действовать. — Пойдемте-ка к аббату. Пусть он прикажет вызвать этих паломников к себе, а там уж посмотрим, что из этого выйдет.
Убедить аббата послать за двумя молодыми паломниками было совсем не трудно. Куда труднее оказалось
— А как он при этом выглядел, — сам не зная почему, поинтересовался Кадфаэль, — как обычно или же, скажем, был огорчен, а может, рассержен?
Посыльный недоуменно пожал плечами. Ему и в голову не пришло спросить об этом у привратника. Когда же сам брат Кадфаэль направился к воротам и задал тот же вопрос, привратник не колеблясь ответил: — Этот малый явно был не в себе. Вроде и говорил тихо, и был, как обычно, любезен, но глянешь на него — оторопь берет. Бледный, глаза горят ровно уголья, кажись, волосы — и те дыбом. Правда, я тому не особенно удивился, потому как после нынешнего чуда многие ходят, как очумелые. Мне подумалось, что эти парни решили поскорее пуститься в путь, чтобы по дороге рассказывать всем встречным о том, что они повидали в обители. Сам ведь знаешь — чуть помедлишь, и новость уже не новость.
— Ушли! — огорченно воскликнул Оливье, когда Кадфаэль вернулся с этим известием в покои аббата. — Постойте, а ведь это может свидетельствовать о том, что один из них как раз тот, кого я ищу. Сам-то я Люка Мевереля в лицо не знаю, но он мог меня и запомнить, ведь я несколько раз гостил у его лорда. А что, если он сегодня увидел меня здесь, узнал и поспешил убраться, чтобы не попадаться мне на глаза. Он, конечно, не мог знать, что я его ищу, но все-таки предпочел поскорее унести ноги. Ну а недужный спутник — это неплохое прикрытие для человека, которому нужно как-то объяснить, почему он скитается, как бродяга. Жаль, что я не смогу поговорить ни с одним из них. А давно они ушли?
— Судя по тому, когда Мэтью забрал свой кинжал, — ответил Кадфаэль, они не могли уйти раньше чем часа через полтора после полудня.
— И притом пешком, — обрадовался Оливье. К тому же один из них босой. Догнать их верхом совсем не трудно, знать бы только, какой дорогой они пошли.
— Скорее всего дорогой на Освестри, а там уж к валлийской границе.
— Тогда, отец аббат, — нетерпеливо заявил Оливье, — с Вашего дозволения, я сяду на коня и поскачу следом за ними. Они не могли далеко уйти. Было бы жаль упустить такую возможность. Даже если среди них нет того, кто мне нужен, я ничего не потеряю. Ну а потом, с этим человеком или без него, я обязательно вернусь в аббатство.
— Через Шрусбери мы поедем вместе, — предложил Хью. — Я покажу тебе кратчайший путь, а то ведь ты наших краев не знаешь. Но дальше отправишься один, у меня есть еще дела в городе. Надо узнать, чем закончилась сегодняшняя охота. Хочется верить, что мои люди хоть кого-нибудь да поймали. Ну а тебя, Оливье, мы будем ждать. Надеемся, что ты останешься у нас хотя бы еще на одну ночь.
Оливье распрощался со всеми торопливо, но с подобающей учтивость. Он отвесил низкий поклон аббату, а затем обратился к брату Кадфаэлю, и на его озабоченном лице появилась теплая, лучистая улыбка — словно солнышко на миг выглянуло из-за облаков.