Роковой Париж
Шрифт:
В середине ноября они вовсю репетировали третий акт. Закончили, как всегда, рано, в полпятого вечера, и опять труппа стояла около выхода, делясь впечатлениями и эмоциями. Затем стали быстро расходиться. Юля распрощалась со всеми и вышла на улицу. Было холодно, шёл дождь. Девушка порылась в сумке в поисках шапки и поняла, что, скорее всего, оставила её в зале. «Надеюсь, Франсуа ещё не закрыл дверь и не ушёл», — Юля решила вернуться.
Зал был ещё открыт, там играла музыка. Франсуа был один, он стоял на сцене и пел на английском языке красивую песню о любви. Но как он пел! Юля в жизни не слышала ничего подобного. Звук его голоса как будто проходил сквозь неё, вибрируя в области сердца. Мурашки миллиардами
Франсуа молчал и продолжал с легкой улыбкой смотреть на Юлю. Она немного опомнилась.
— Франсуа. Я. Прости… забыла шапку, — растерянно оправдывалась она, но никак не могла прийти в себя. В то же время стало неловко от того, что она без спроса стояла и подслушивала. Юля опустила глаза и осторожно пробралась к месту, куда клала вещи во время репетиций — шапка ждала её там. Она бросила взгляд на Франсуа, но он по-прежнему стоял на сцене и улыбался, наблюдая за девушкой.
— Что это была за песня? — спросила она.
— Это песня из мюзикла «Moulin Rouge[10]», называется «Come what may[11]». Кстати, её изначально написали для фильма Ромео и Джульетта, — выдал он.
— Очень красивая песня. Ты потрясающе поёшь! — восхитилась Юля.
— Я бы хотел поставить мюзикл, — поделился Франсуа. — Но понял, что научить людей и петь и играть чуть дольше. Мы бы не успели до Рождества, — улыбнулся он.
— Спой, пожалуйста, ещё раз, для меня, — вдруг попросила Юля.
— Для тебя?! — Франсуа очень удивился этой просьбе, задумчиво посмотрел на девушку и перестал улыбаться. — Ты уверена?
— Пожалуйста, — она была так восхищена, и так хотелось услышать его пение, его голос.
— Хорошо. Спою для тебя, — снова улыбнулся он. — Есть у меня ещё песня, думаю, ты её слышала.
Он сел за ноутбук, включил музыку. Потом встал и начал петь на английском, Юля узнала мелодию. Это была песня Бруно Филиппини из фильма «Ромео и Джульетта», «What is a youth[12]». От звука голоса Франсуа девушка снова замерла, боясь шевелиться и дышать. Она уже слышала эту песню, но в исполнении Франсуа она была восхитительна. Мягкий тембр, сильный голос проходили сквозь Юлю, заставляя сердце биться от волнения. На глазах выступили слёзы, которые потекли тоненькими ручейками по щекам, но Юля не замечала этого. А Франсуа не обращал внимания на её состояние, он спустился в зал, ходил вокруг и пел, пел от души, иногда приближался к девушке, смотрел в глаза и пел.
Его голос наполнял, обволакивал, проходил сквозь, вибрируя внутри. У Юли появилось чувство, будто кто-то ласково и нежно взял в руки её сердце и убаюкивает его, как младенца. И сердце успокаивается, душа успокаивается, и становится так хорошо внутри. В груди стало тепло, а убаюканное сердце захотело любить, дарить доброту и свет этому миру.
Это ощущение стало потрясением для Юли. Словно жизнь разделилась на до и после этой песни, невозможно было дышать, внутри ощущалась пустота, но такая прекрасная, чистая пустота, будто душа очистилась от всего и наполнилась чем-то прекрасным. Юля не замечала слёз, мир вдруг преобразился, внутри была целая вселенная чувств, тепла, любви. Песня закончилась, а слёзы так и лились. Франсуа неотрывно смотрел Юле в глаза, а она в его, не понимая, что сейчас произошло, новое состояние пугало и вдохновляло одновременно.
— Жюли, дыши! — вдруг выдал он. — И не плачь.
Юля только после его слов почувствовала влагу на щеках и выдохнула. Опомнилась, поморгала несколько раз, пытаясь выйти
— Я никогда не слышала ничего подобного! Спасибо, что спел для меня! Ты невероятно красиво поёшь! — проговорила Юля.
— Мне очень важно петь для кого-то, кто будет меня слушать и кому это понравится. Ты меня услышала, — он мягко посмотрел на Юлю, но потом на его лице появилась грусть. — Хотя я уже жалею об этом. Прости, это было моей ошибкой.
Юля была восхищена, потрясена, и её любопытство не давало ей покоя. Франсуа вдруг стал так резко интересен, захотелось узнать его лучше.
— Почему ошибкой? Ты потрясающе спел. Мне очень понравилось!
Но Франсуа лишь вздохнул:
— Потому что мне нельзя петь для кого-то, — и отвернулся от Юли, вернулся на сцену, к столам, на которых были разбросаны листки с репетиции, стал судорожно собирать их в стопку.
А потом Франсуа резко преобразился, Юля не понимала, что случилось — он начал метаться от одного стола к другому, собирая листки и что-то бормоча. Стал нервным, растерянным, принялся чуть ли не бегать по сцене и говорить стал всё громче. Он словно вёл с кем-то невидимым диалог, сокрушался, оправдывался. До Юли стали долетать фразы и отдельные слова:
— Нельзя… Неправильно… Франсуа ты должен петь для всех, нельзя выделять кого-то. Нельзя, нельзя… ты говорил… — Франсуа пугал своим странным поведением, он собрал все листки в стопку и бесконечно выравнивал их в руках.
Юле стало не по себе, она решила, что сказала что-то не то и осторожно спросила:
— Франсуа, я могу тебе чем-то помочь?
Он в это время стоял к девушке спиной, услышав её голос, замер и, не поворачиваясь, проговорил:
— Уходи… пожалуйста. И забудь.
Юля ждала, что он повернется к ней, что-то объяснит, попрощается, но он даже не шевелился. Подходить к нему она не рискнула. Девушка надела шапку, которую сжимала в руках и попрощалась:
— Хорошо, я ухожу. Пока.
Перед дверью обернулась на сцену — Франсуа так и стоял спиной к ней, но теперь он немного согнулся и бился лбом о стопку собранных листков.
22
Юля шла домой обескураженная, в голове звучали песни Франсуа, а его голос до сих пор вибрировал в груди. Девушка была настолько поражена его пением, голосом, что он не шёл из головы.
Вернувшись в дом, Юля немного отвлеклась, как всегда помогла Клэр, потом позанималась с мальчишками русским и после ужина ушла в свою комнату. На душе было смятение, растерянность, и в тоже время какая-то легкость, свобода, словно девушка коснулась чего-то прекрасного, но запретного для Франсуа. Она позвонила Петру и хотела поделиться с ним своим состоянием. Обычно Юля рассказывала ему всё, скидывала ссылки на страницы ребят в Facebook, присылала фотографии, которые делал их личный «папарацци», рассказывала про каждого, делилась впечатлениями. Но в этот раз поймала себя на мысли, что не сможет описать своих чувств, и поняла, что Петя никогда не поймёт её, не разделит восхищения, скорее всего, он, как обычно, нахмурится. Она боялась, что он что-нибудь скажет, что обесценит восторженность, внутреннее одухотворенное состояние Юли.
И она ничего не рассказала, а Пётр, словно почувствовал её странное настроение, задумчивость, забеспокоился, начал расспрашивать, что с ней, но Юля лишь ответила, что был тяжелый день и засела за учёбу, Пётр тоже работал, а по Skype всё ещё подглядывал за ней.
На следующий день всё пошло в привычном ритме, Франсуа вёл себя на репетициях как обычно. После окончания Юля специально медлила, делала вид, что что-то потеряла в сумке, попросила остальных её не ждать. Франсуа тем временем сел за ноутбук, а девушка всё стояла спиной к сцене, ковыряясь в карманах. Все ушли, а Франсуа, видя какое-то замешательство Юли, спросил: