Роковой рубин
Шрифт:
— Я попрошу у сестры кусочек пластыря, и мы устроим так, чтобы оно не спадало.
— Нет. Пожалуйста. Пожалуйста. — Мама закашлялась.
Сэмми опять испугалась.
— Хорошо, хорошо, только успокойся. — Она нежно погладила мамин лоб, и мама вздохнула спокойно.
— Твой папа говорил, что руки у тебя совсем как у его матери. Она была фабричной работницей.
Сэмми, уже много раз слышавшая эту историю, заволновалась — неужели мама забыла, что она знает?
— Работать с тканью — это, должно быть, у Райдеров в крови. Но в кого пошла Шарлотта? Великих поваров в нашем фамильном древе не было, — попробовала пошутить
— А Шарлотта — свежий побег, — слабо улыбнулась мама. Сэмми обрадовалась, что она перестала говорить о кольце. Но напрасно: мама слабо пошевелила пальцами. — Возьми же его. Пожалуйста. Если я буду знать, что оно у тебя, мне будет легче.
У Сэмми на глазах выступили слезы. Она сняла с маминого пальца золотое колечко, то самое, с крошечным бриллиантиком, и крепко зажала его в руке.
— Буду его хранить, пока ты отсюда не выйдешь.
— Смотри за Шарлоттой. Я знаю, ты ее не бросишь. И не ссорься с тетей. Она тебя любит. Тогда я не буду бояться, что мои девочки… остались совсем одни.
Сэмми похолодела.
— Не говори так.
— Если со мной что-то случится… то вот… моя последняя воля. Она станет законным опекуном Шарлотты.
У Сэмми подкосились ноги. Она хотела запротестовать, но смогла только заплакать. Она хотела закричать, что у нее есть собственные планы, что у них с Джейком… Но, нагнувшись к маминому уху, она сказала только:
— С тобой ничего не случится.
В дверях бокса появилась сестра.
— Милая, время истекло.
— Мама, обещай, что ты будешь бороться за то, чтобы выздороветь.
— Устала. Ох, как я устала, — сказала мама в ответ. — Люблю тебя. — И ее глаза закрылись.
— Мам! — Сэмми сжала ее руку. — Все будет хорошо. Я должна кое-что тебе рассказать. Может быть, это как раз то, что нужно. Мама, мы будем теперь жить по-новому. Пожалуйста, проснись и послушай.
— Пусть отдохнет, — прошептала медсестра, махая рукой, чтобы Сэмми уходила.
Сэмми посмотрела, как медленно и трудно поднимается и опускается мамина грудь.
— Ты обязательно выздоровеешь. И тогда я тебе расскажу. Запомни. Я должна рассказать тебе что-то очень-очень важное. — Сэмми наконец отпустила мамину руку.
Сэмми не помнила, как оказалась за двойными дверьми, в холле. Вся в слезах, она глядела на мамино кольцо, зажатое в пальцах, — словно на счастье. Вдруг на ее руку бережно легла большая сильная рука; она вскинула голову и встретила внимательный взгляд Джейка. На мгновение он отвел глаза, посмотрел на двойные двери, и его рука непроизвольно сжала ее пальцы, а на лице отразились сочувствие и тревога. Это ее испугало. Ведь мама поправится, и нечего смотреть так, словно он думает иначе.
Она открыла рот, чтобы сказать это, но не смогла произнести ни звука. Вот они уже и взрослые, и почему-то кажется, что все их короткие встречи предопределили то, как он смотрит на нее сейчас — оцепенело, почти в отчаянии.
«Он знает. Каким-то образом он всегда приходит, когда особенно нужен мне. Но я не могу сказать ему, что он мне нужен. Пока не могу. А может быть, не смогу никогда».
— Я боюсь, — призналась она. — Она очень больна. — У Саманты перехватило горло. — Я рада, что ты здесь.
Джейк тихо вздохнул и притянул ее к себе. Она положила голову ему на плечо, он нежно водил губами по ее виску.
— Ты не говорила с ней о нас, — сказал он утвердительно.
— Нет. Я знала, что это ее расстроит,
Джейк помрачнел.
— Твоя тетя сама довела твою мать до этого, — угрюмо произнес он. — Как же я упустил это! Твоя мама должна бороться. Ради тебя, ради твоей сестры. — Он помолчал, черты его лица стали еще резче, еще решительнее. — Твоя сестра… Ей ведь всего четырнадцать лет. — Он схватил Саманту за плечи. — Нельзя отдавать ей твою сестру. Никакой судья у Александры ее не отсудит.
— Мама выздоровеет, — неуверенно сказала Сэмми, но он так печально и мудро посмотрел на нее, что она поняла, как неубедительно прозвучали ее слова.
— Со мной бессмысленно притворяться. Я знаю, чего ты боишься, и тоже боюсь.
— Мама поправится, — повторила она.
— В этот раз я не уйду. Такое нельзя переживать в одиночку.
Двери открылись, выглянула медсестра.
— Где твоя тетя, милая?
На ее лице были тревога и озабоченность, и Сэмми захотелось немедленно проскользнуть в эту дверь.
— В кафетерии.
— Подожди здесь, пока она не придет, ладно? — И медсестра исчезла, неплотно закрыв дверь.
Сэмми шагнула за ней. Джейк открыл перед ней дверь и не отпускал ее руки. Они вошли, и Сэмми застыла, ее сковал ужас. Вокруг мамы суетились сестры с флаконами и шприцами; вбежал мамин врач, мельком посмотрел на них, сказал: «Уходите, пожалуйста, уходите», но, не посмотрев, послушались ли они, скрылся за дверью ее бокса.
Сэмми тоже устремилась туда, но Джейк остановил ее. Она попыталась вырваться, но он крепко взял ее за плечи и не пускал.
— Ты не поможешь ей тем, что будешь путаться у врачей под ногами. Не мешай им делать свое дело, — хрипло сказал он. — Возьми меня за руку. Давай держаться за руки, как всегда, и положись на меня.
Сквозь туман шока, сквозь наползающий отовсюду страх она постоянно чувствовала присутствие Джейка. Его голос был сейчас для нее единственной опорой в мире сплошного ужаса. Не успел он договорить, как она вложила свою руку в его, продолжая напряженно следить за работой врачей. Большая часть того, что они говорили, представляла собой профессиональный жаргон; она поняла лишь два слова: остановка сердца. Может быть, ей не удалось бы удержаться на ногах, если бы Джейк не стоял к ней вплотную, прижавшись щекой к ее макушке.
Она вдруг поймала себя на том, что как заклинание повторяет:
— Не поддавайся, мама. Не поддавайся, мама. Через некоторое время она заметила, что движения врачей все замедляются и замедляются, что никто больше ничего не говорит — кроме нее, продолжающей отчаянно шептать «не поддавайся, мама».
— Боже мой, а он-то что здесь делает? — раздался громкий голос тети Александры. — Я оставила Шарлотту в комнате ожидания, поди туда, Саманта, и попытайся ее успокоить. — И, гневно посмотрев на Сэмми с Джейком, она открыла дверь бокса.